Оно оказалось более подходящим для раздувания всенародной ненависти к евреям.
Многие понимали, что за этим процессом кроется нечто страшное. Осторожный Константин Симонов много лет спустя записывал: «“Врачи-убийцы” — страшнее, кажется, придумать было невозможно. Все было рассчитано на огромный резонанс. В общем, было ощущение, что последствия всего этого могут оказаться поистине невообразимыми».
Как отмечает Г. В. Костырченко, слухи о повальной депортации евреев в Сибирь появились в начале 1948 г., после убийства Михоэлса, и особенно усилились к концу того же года, когда был закрыт ЕАК и начались аресты его руководителей и деятелей идишской культуры[217]
.Распространение этих слухов, конечно, не случайно совпало с нагнетанием в стране антисемитской кампании вслед за «разоблачением» группы «врачей-вредителей». В поступавших в газеты и государственные органы письмах их авторы, как правило, клеймили «продажных агентов сионизма и империализма», а некоторые доходили до утверждения, что евреи вообще не заслуживают доверия и их необходимо выселить из крупных городов. О настроениях в близких к «верхам» кругах свидетельствует высказывание жены секретаря ЦК КПСС и зав. отделом агитации и пропаганды ЦК Н. А. Михайлова: «Я бы всех евреев выселила вон из Москвы!»[218]
Г. В. Костырченко констатирует, что имелись также высказывания иного рода, и приводит обнаруженное им в Российском государственном архиве новейшей истории достаточно содержательное послание Сталину и некоторым его сподвижникам по политическому руководству от лица, назвавшего себя «русский интеллигент, советский человек»:
«…То, что антисемитизм организован у нас “сверху”, — это факт. Ни для кого не секрет, что за последние годы проводится ряд мероприятий антиеврейского характера: не принимают евреев в университеты, не принимают на работу в министерства, выгоняют из ответственных аппаратов правительства и партии, значительно уменьшилось число лауреатов Сталинских премий в области науки, техники, литературы, хотя талантливых евреев ничуть не уменьшилось, и это я, как многие другие русские интеллигенты, отлично знаем. Как ни прискорбно, но фактом является то, что в СССР введена позорная царская “процентная норма” — правда, неписаная, но действующая и живущая, — об этом знает каждый кадровик в любом учреждении…Во всех учреждениях руководящие работники… в порядке перестраховки стараются быть подальше от евреев — “как бы чего не вышло”. В семьях, где муж или жена евреи, принимаются меры, чтобы дети числились обязательно русскими. Русские мужья или жены, при всей их любви и уважении к своим супругам, расходятся или ищут пути, как бы найти приличный повод для развода. Слово “жид” за последние годы стало таким же распространенным, как русский мат… Руководители партии и правительства не могли не знать, не имели права не знать, какую новую волну антисемитизма вызовет сообщение от 13 января о врачах-извергах… Сколько изуверских бредней сейчас широко распространяется — еврей уколами прививает рак, евреи в родильных домах убивают русских младенцев… даже извергов русского происхождения приписывают сейчас к евреям. В народе широко распространено, что Егоров, Виноградов, Майоров также евреи, но только под русскими фамилиями… В каждой трагедии есть свои комические стороны. И неудивительно, что в Москве говорят, что “Молотов — еврей, а Эренбург — русский”. Когда транслировался доклад Михайлова в годовщину смерти В. И. Ленина, были выкрики, что говорит еврей — только потому, что тов. Михайлов картавит… Необходимо немедленно покончить со всем этим позором, прекратить дискриминацию и травлю евреев… Русская история учит, что русские интеллигенты в лучшем смысле этого слова всегда боролись против юдофобства…»[219]
Г. В. Костырченко задается вопросом: «Но имели ли под собой реальную почву охватившие страну и мир слухи о чуть не осуществленной Сталиным депортации евреев?» — и считает, что, «конечно, потенциальная угроза депортации безусловно существовала, ибо чуть ли не с момента воцарения в России большевиков власти постоянно практиковали насильственное выселение людей (сначала по классовым, а потом и по национальным мотивам) — отсюда и закономерные ожидания евреев в конце 40-х — начале 50-х годов», однако при этом высказывает соображения, почему, по его мнению, в тех условиях эта угроза реализоваться не могла[220]
.