Она есть, эта светлая сторона человеческой истории. Иоанн Златоуст[6]
говорил, например, что истинность исповедания Христа Богом для умеющего думать напрямую доказывается самим существованием христианской Церкви. Церковь была рождена жалким количеством бедных людей, жителей небольшой провинции Римской империи, у которых не было ни философских знаний, ни меча на поясе, ни политических связей, ни академического образования. Не было у них и опыта миссионерской работы. Кроме того, апостолы христианства принадлежали к иудеям – странному гонимому народу, который все узнают и которого все сторонятся[7]. И за краткое время своей земной жизни эта горстка учеников сумела покорить вере весь римский мир: Рах Romana, римский мир, стал Pax Christiana, миром христианским. Причем все апостолы умерли за свою веру, и умерли насильственной смертью (кроме Иоанна Богослова), не отрекшись от нее.И Златоуст говорит: «Теперь посмотри, что произошло. Посмотри на финикийцев, на этих древних морских разбойников, – они поют псалмы! Посмотри на ливийцев, на этих жителей пустыни, – они знают, кто такой Лука, кто такой Марк, они читают пророков. Посмотри на гордых и спесивых римлян – они посыпают голову пеплом и соблюдают Великий пост. Посмотри на Дунай, на этих виноградарей, которые кривым ножом срезают виноградные кисти, – они читают молитву Иисусу Христу, когда работают в поле. Это сделало жалкое число проповедников. Все мы, собранные вместе, теперь не можем повторить даже малой доли того, что сделали они. Откуда это в них?»
«Теперь ты понимаешь, – мог бы продолжить Златоуст, – что Церковь не могла возникнуть случайно, теперь ты понимаешь, что силы им дал Христос, что такую силу может дать только Господь?»
Но это апелляция к человеку, который согласен сесть и думать.
Не нужно закрывать глаза на темные стороны церковной истории. Надо иметь готовность об этом говорить. Но говорить, не теряя из вида светлую мысль о Едином Боге, Который существует вечно, и о Сыне Его Единородном, Иисусе Христе, Который пришел в мир, и Чье имя сладко для слуха верующих. Все, что связано с Христом, очень удивительно.
Когда в мире замолкает разговор о светлой радости и о смысле жизни, о том, что нужно призывать милость к падшим и верить в Бога и Богу, то человечество, пытаясь своими силами достигнуть счастья, учиняет какой-то очередной кошмар, чтобы потом долго и с большим трудом выбираться из него. Но вера никуда не исчезает. Она может сокращаться, как шагреневая кожа, или расширяться, как мехи баяна, переходить с территории на территорию, из рухнувшей Византии в Московскую Русь, но она никуда не исчезает. Вера сохраняется.
А человечество опять продолжает жить и давать повод новым историкам изучать очередные кошмары. Вот так движется история. И от ее ужасов нужно постоянно возвращаться к светлому миру веры, спасаться в нем.
–
– Нет. Человеку, для которого вера не сладка, для которого храм – закрыт, а богослужение и Священное Писание молчит, не стоит обращать свой взор в то, что называется историей.
Не имея веры, он рискует сгореть от стыда или сойти с ума, впасть в отчаяние, разувериться во всем и стать циником. Господь может человека и из этого состояния призвать – так может произойти. Как, например, это произошло у Клайва Льюиса[8]
, который сел в автобус атеистом, а вышел – верующим человеком (он рассказывает об этом в своей книге «Настигнут радостью»). Такое часто бывает: озарение в толпе, когда ничего вроде бы не происходит, а у человека с души вдруг словно пелена снимается. Я сам слышал ряд историй, когда люди говорят: «Едучи в метро в очередной раз, я понял, что так жить нельзя: либо я умру, либо должно что-то произойти!» И атеист, спустившийся в метро, скажем, на станции «Смоленская», на станции «Бабушкинская» выходил верующим человеком.Но, повторюсь, искать ответы на сложные вопросы истории, не имея опоры в вере, – это тяжелый путь.
–
– Я думаю, что человек как личность должен искать личного Бога, Который нужен ему и Которому нужен он. Внутри конкретных исторических условий – дефолта в Греции, войны на Украине, падения самолетов и пропажи «Боингов» – внутри той исторической картины начала XXI века, в которой мы живем.