Почему Мангышлак

Совсем не удивительно, что то тут то там по дороге попадались несчастные, меняющие пробитые колеса, а некоторые и сразу по два. Были и слетевшие в кювет, и оборвавшие бамперы. Это напрягало, к тому же никакой инфраструктуры – автосервисов, АЗС, кафе – пока не наблюдалось. Изредка вырастали из степи бедные глиняные становища да высились кладбища, из-за особенностей похоронной культуры более напоминающие удивительные древние города.

Степь становилась все более пологой. Справа временами угадывался в проблесках Каспий. Мы ехали вдоль его северного берега, но назвать это берегом можно было лишь весьма условно. По сути, это просто подтопленная земля, нечто похожее на заливной луг. Однако залитый на площади в сотни километров. Где здесь кончается берег, понять трудно. Рассказывают, в иных местах можно на плоскодонной лодке толкаться шестом вглубь моря и, лишь отойдя от условной береговой линии на несколько километров, достичь глубины около полуметра.

Конечно, такие воды хорошо прогреваются солнцем и в них кишит богатейшая жизнь, но своенравие Каспия проявляется и в том, что вода может здесь прибывать и отступать, сообразуясь лишь с собственными понятиями, и при таком плоскоземельном ландшафте это грозит неприятными последствиями. Если уровень воды поднимется лишь на несколько сантиметров, это приведет к затоплению сотен метров земли вглубь степи, а отступление воды оставляет заболоченные участки либо солончаки, которые легко принять за твердую землю. Места же, постоянно занимаемые водой, бывает, на многие километры зарастают сплошным камышом.

Поэтому без знающих людей мы даже не пытались приблизиться к северному берегу Каспия. Ну и осознав весь ужас дороги Астрахань – Атырау, мы поняли, что планам нашим относительно расстояний настал каюк. Теперь хотелось только осилить дорогу с минимальными потерями, тем более что запаска у нас с собой была лишь одна.

Не раз и не два мы влетали в полуметровые ямы, подскакивали на внезапных ухабах и неимоверно скребли днищем на веселом этом пути. Но мы не унывали, нам все нравилось. Надо принимать все как есть, и тогда любые – самые дальние, самые суровые, самые непонятные – земли, на которых ты оказался добровольно, будут не чужбиной, а новым, дивным и неизведанным миром. Как бы ни был тернист путь.

Бешено вращая рулем и переставляя, будто заправский чечеточник, ногу с педали газа на педаль тормоза и обратно, вихляя рычагом передач в диапазоне 1–2, я даже успел заметить первых попавшихся нам в степи верблюдов. Почти от самой границы паслись только овцы и коровы и вдруг среди них, как будто заходящие в рыбацкий порт танкеры, появились три величавых красавца.

Они лениво рассекли отару, покрывшую степь, как овчинная подстилка, и величаво двинулись по своим делам дальше. Ноги их ступали брезгливо, будто отряхивая налипшие завитки овечьей шерсти. Верблюды надменно вздымали головы кверху, где низкое небо курчавило такие же завитки облаков – дескать, даже не думай! Их неспешный дерзновенный ход сообщал, кто безраздельный владетель окрестных степных морей. Я засмотрелся на них и едва не съехал с дороги.

Вскоре в степи стали попадаться телеграфные столбы, затем пошли еще пока редкие нефтяные качалки. Близилась цивилизация, и это придало уверенности. В первом же встреченном на пути придорожном кафе мы подкрепились, а наше дитя, пока мы занимались возле машины обычной дорожной суетой – заливали в омыватель воду, протирали фары, – взялось скакать по кучам строительного хлама. И, надо же, нашло старинную монету. Казахстан начинал одаривать нас. Похоже, мы если и не пришлись ко двору, то точно не вызывали отторжения.

До Атырау мы добрались ощутимо за полдень, даже, можно сказать, в повечерие. Двести девяносто километров отняли у нас почти восемь часов времени.

Перед Атырау нас остановили гаишники. Это был не пост, просто на обочине стоял экипаж. Инспектор был в форме, в фуражке и в салатовых почему-то перчатках. Я протянул права, но он лишь отмахнулся.

– Э, наркотики у тебя есть? Нет? Икра красный, черный тоже нет? Проезжай.

Самое время было осмотреть машину. Из повреждений мы отделались лишь небольшой боковой грыжей на левой задней шине. Это было, можно сказать, даром. Мы были целыми, невредимыми, на ходу, хотя и чуть дальше от Мангышлака, чем нам того хотелось бы.

В Атырау мы пересекли реку Урал, которая в Казахстане именуется Жайык. Таким образом, вольно или невольно, но на своей территории казахи восстановили историческую справедливость, вернув доброе имя реке Яик, ни за что ни про что отнятое у нее Екатериной Второй в 1775 году, в горячке после подавления Пугачевского восстания.

Согласно одной из версий, именно по руслу Урала проходит граница Европы и Азии, и мы, стало быть, вполне официально покинули теперь европейские пределы. У себя на Урале мы делаем это походя, бывает, что и по нескольку раз на дню, поэтому трепета особого не испытываем, хорошо если вообще замечаем перемену.