Почему Маркс был прав

Сама мысль о революции обычно вызывает образы хаоса и насилия. В этом плане ее можно рассматривать как антипод социальных реформ, которые мы склонны представлять как мирные, размеренные и постепенные. Но это ложное противопоставление. Многие реформы оказывались какими угодно, но только не мирными. Вспомним движение за гражданские права в США, которое было далеко от революционного, но тем не менее сопровождалось смертями, избиениями, линчеваниями и жестокими репрессиями. В XVIII и XIX веках в Латинской Америке, управляемой колониальными властями, любая попытка либеральных реформ вызывала насильственные социальные конфликты.

Напротив, некоторые революции проходили относительно мирно. Наряду с насильственными встречаются и «бархатные» революции. В частности, совсем не много людей погибло в Дублинском восстании 1916 года, в результате которого Ирландия стала частично независимой. Поразительно мало крови было пролито в большевистской революции 1917 года. Переход всех ключевых пунктов в Петрограде под контроль новой власти совершился практически без сопротивления и открытия огня. Правительство, по словам Исаака Дойчера: «пало в небытие от легкого толчка»[91], столь всеобъемлющей была поддержка восставших со стороны простых людей. А когда спустя семьдесят с лишним лет советская система тоже пала, то крушение этого собрания земель с богатым опытом жестоких конфликтов сопровождалось ненамного большим кровопролитием, чем в дни его основания.

Бесспорно и то, что сразу по пятам за большевистской революцией последовала кровавая гражданская война. Но это произошло из-за того, что новый общественный порядок подвергся свирепым атакам со стороны правоконсервативных сил, а также внешних захватчиков. Британские и французские войска всемерно поддерживали белые армии.

Для марксизма революция не определяется тем, сколько насилия она за собой повлекла, равным образом не является ее непременным признаком тотальный переворот. Россия, проснувшись наутро после большевистской революции, отнюдь не обнаружила все рыночные отношения упраздненными, а промышленность национализированной. Совсем наоборот, рынки и частная собственность сохранялись значительное время после прихода большевиков к власти, и сами большевики в основной своей массе подходили к вопросу об их демонтаже в духе постепенности. Левое крыло партии придерживалось сходной линии и в отношении крестьянства. Первоначально задача насильно загонять его в коллективные хозяйства не ставилась, так что до конца 1920-х годов процесс шел постепенно и на добровольной основе.

Революции обычно долгое время вызревают, а затем могут потребоваться столетия для реализации их целей. Средние классы Европы не устранили феодализм за один день. Захват политической власти действительно является быстротечным актом, а вот преобразование обычаев, институтов и образа мыслей общества занимает гораздо больше времени. Вы можете национализировать промышленность указом правительства, но изменения в законодательстве сами по себе не могут произвести на свет людей, которые чувствовали бы и действовали совершенно иначе, чем их бабушки и дедушки. Это подразумевает длительный процесс воспитания и перестройки культуры.

Тем, кто сомневается в возможности таких изменений, следует обратить долгий и пристальный взгляд на самих себя. Потому что в современной Британии мы сами есть продукт долгой революции, достигшей своего пика в середине XVII века; и главным признаком ее успеха является то, что большинство из нас совершенно не осознают этого факта. Успешные революции — это те, которые завершаются стиранием после себя всех следов. Делая это, они стараются привести ситуацию в состояние, которое выглядело бы совершенно естественным. В этом они немного похожи на роды. Чтобы действовать как «нормальные» люди, мы должны забыть боль и ужасы нашего рождения. Появление на свет обычно оказывается травмирующим, будь то отдельные люди или политические образования. Маркс напоминает нам в «Капитале», что современное британское государство, построенное на интенсивной эксплуатации пролетариев, перелицованных из крестьян, вступало в жизнь, источая кровь и грязь из всех своих пор. Так что, случись автору «Капитала» дожить до этого времени, он несомненно ужаснулся бы, наблюдая за форсированной сталинской урбанизацией российского крестьянства. Многие государства возникли в результате революций, нашествий, оккупаций, захватов или (в случае обществ, подобных Соединенным Штатам) истребления. Успешные государства — это те, что смогли стереть такие кровавые истории из памяти своих граждан. Те же государства, чье несправедливое возникновение состоялось слишком недавно, чтобы такое забвение стало возможным, — например, Израиль или Северная Ирландия, — вероятнее всего, будут подвержены политическим конфликтам.