Почему мы думаем то, что мы думаем

Этическая философия Иммануила Канта строится вокруг концепции долга. Со времён Платона и Аристотеля этика в философии была сосредоточена на толковании и определении таких слов, как добродетель. Платон выделял четыре главные добродетели: мудрость, справедливость, стойкость и умеренность. Позднее Аристотель создал список из более чем двадцати других характеристик, которые определяли концепцию того, что греки называли Eudaimonia (благополучие или ведение «праведной» жизни). Также Аристотель определил некоторые добродетели в квазиматематическом смысле – как «срединное» значение между двумя пороками. Например, храбрость в греческом понимании располагается между трусостью, с одной стороны, и агрессивностью – с другой. Добродетель умеренности призвана контролировать наши низменные желания и таким образом, как одна из главных добродетелей, превосходит по значимости стремление к удовольствию ради удовольствия.

Кант, выводя свои этические теории, оценивал, что именно мы имеем в виду, когда говорим о добродетелях, и задавался вопросом, возможно ли, следуя примеру Платона и Аристотеля, создать иерархию человеческих качеств по их нравственной ценности. Кант пришёл к выводу, что единственная добродетель, которую нельзя подвергнуть сомнению или оспорить, – это добродетель доброй воли:

Нигде в мире, да и нигде вне его, невозможно мыслить ничего иного, что могло бы считаться добрым без ограничения, кроме одной только доброй воли.

Иммануил Кант. «Основы метафизики нравственности» (1785)

Кант утверждает, что никакая из других традиционных добродетелей (таких, как благожелательность, верность, бесстрашие, интеллект) не равна по своей значимости доброй воле, поскольку менее значимые добродетели могут быть извращены, то есть могут служить достижению безнравственной цели. Можно, например, демонстрировать показушную любезность с целью личной выгоды или хранить верность тому, кто низок и жесток. В представлении Канта добрая воля уникальна, потому что представляет собой добродетель ради добродетели, а значит, сохраняет свою нравственную ценность. Это неоспоримо, независимо от последствий или намерений и предпочтений, скрывающихся за поступками, предпринятыми исходя из доброй воли. В этом смысле добрая воля остаётся ведущим нравственным принципом даже тогда, когда ей не удаётся реализовать свои нравственные намерения.

Этическая философия Канта охватывает также понятие долга и обязанности человека поступать правильно в соответствии с разумом (см. главу «Как мы различаем, что правильно, а что нет?»). Однако понятие доброй воли у Канта не столь шаблонно, как его представления о совершенном и несовершенном долге. Воля, которая действует исходя из долга, преодолевает препятствия и разрешает трудности, чтобы сохранить в силе нравственный закон, установленный разумом. Взять, например, человека, который подвергает себя опасности, чтобы спасти жизнь другому. Послушная долгу воля – вот исключительный пример проявления доброй воли, которая становится видна и обретает силу только в тяжёлых обстоятельствах. Кант заявляет, что лишь поступки, отвечающие такому определению долга, имеют истинную нравственную ценность. Хотя можно сказать, что долг, определённый столь узкими рамками, в некоторой степени ограничивает человеку выбор, а в иных случаях заставляет его действовать вразрез со своими естественными намерениями, человек тем не менее поступает в конце концов в соответствии со своей собственной волей и желанием соблюсти нравственный закон и совершить то, что правильно. Когда человек побуждается к действию чувством долга, это происходит потому, что рациональная мотивация поступить правильно пересиливает все остальные личные предпочтения. Таким образом, Кантова этика стремится отойти от представления, что нравственность представляет собой набор навязанных извне ценностей и добродетелей, и выдвигает тезис, согласно которому все по-настоящему независимые индивиды в любой заданной ситуации должны быть в состоянии осознать, что через проявление доброй воли и соблюдение долга они поступают в соответствии с нравственным законом.

Когда меня не благодарят совсем, я отблагодарён довольно: я исполнил свой долг, не более того.

Генри Филдинг. «Мальчик-с-пальчик великий» (1730)