Почему мы страдаем? Как получилось, что в Библии не нашлось ответа на этот вопрос

Свой первый день на боевой работе он начал как подносчик патронов, а к концу дня стал наводчиком пулемёта. Двое парней перед ним были убиты, и его квалификация позволила ему занять их место. В дальнейшем легче не стало. Но больше всего ему досталось в бою у реки Рур в Германии 23 февраля 1945 года. Это произошло после того, как немецкое наступление в Арденнах было отбито и союзники вошли на территорию Германии. 104-я под шквальным огнем двигалась к Рейну, но сначала ей предстояло форсировать небольшую речку Рур, которая с другого берега была хорошо защищена вооруженными до зубов немецкими войсками. Был составлен план переправы, было назначено время, но немцы разрушили весь замысел. Зная о готовящейся атаке, они взорвали земляную плотину выше по течению, и сошедшая лавина воды сделала немедленную переправу невозможной. Американцам пришлось ждать. Наконец, 22 февраля был получен приказ: начать операцию в час ночи.

Воспоминания моего отца о следующих двадцати четырех часах я собрал из разных источников: писем, которые он писал ещё тогда, и историй, которыми он неохотно делился позже. С дюжиной других ребят они гребли через реку на лодке, а с другой стороны по ним стреляла немецкая пехота: пули летели отовсюду. Парня перед моим отцом убило наповал. Те, кто добрался до берега противника, окапывался где мог, дожидаясь остальных. Из-за переполненной реки окоп моего отца быстро заполнился водой. С парой других бойцов ему пришлось там продержаться целый день, в конце зимы по колено в ледяной воде. Перекрёстный огонь не давал поднять головы.

В конце концов они решили, что дальше там оставаться нельзя: ноги заледенели и помощи ждать было неоткуда. Они двинулись к своим, отец полз первым. К несчастью, единственный путь лежал через минное поле. Двух его приятелей разорвало на куски позади него. Он сумел доползти до своих, но дальше двигаться уже не мог. Вызвали медика, и тот быстро определил серьёзность состояния его ног. Отца на носилках переправили в тыл и, в конце концов, эвакуировали в Солсбери, Англия.

Потом врачи говорили, что это чудо, что он вообще смог стоять на ногах, не то что ходить и бегать. Они подумывали об ампутации, но циркуляция крови, к счастью, вполне восстановилась и не пришлось ничего отрезать, хотя проблема с кровообращением осталась у отца на всю жизнь до последнего дня и ноги постоянно стыли.

Дело кончилось тем, что дядя моего отца отыскал и навестил его в армейском госпитале Солсбери. Дядя сначала не узнал родного племянника из-за цвета волос. Пережитое сделало отца совершенно седым. В то время ему было двадцать лет.

Я рассказываю эту историю не потому, что она необычна, а потому, что она совершенно обыденна. Пятидесяти миллионам других людей повезло меньше: они были просто убиты. Многие миллионы на всю оставшуюся жизнь остались калеками. Миллионы других пережили нечто похоже на то, что произошло с моим отцом. Каждый из них страдал ужасно. С одной стороны, опыт моего отца был его личным опытом, но в с другой стороны он не был редок. В то же время у его сверстников был и другой личный опыт.

Дома в Канзасе, где он вырос, было полно других двадцатилетних парней, которых в день того сражения могли беспокоить лишь перспектива двойки на экзамене по химии, отсутствие пары для студенческих танцулек или ссора с любимой девушкой. Я не хочу недооценивать мучительную боль неразделенной любви: большинство из нас испытало ее, и знает, как она может терзать человека изнутри. Но это трудно сравнивать с физическим мучением и абсолютным ужасом пребывания под вражеским огнем с соратниками, которых справа и слева от тебя действительно разрывает на части.

В то же время, в отличие от сидящих дома парней, неподалеку от линии фронта была и другая молодёжь, которую медленно и безжалостно пытали и убивали обезумевшие нацистские врачи, ставя на ней эксперименты с переохлаждением, эксперименты с зажигательными бомбами, экспериментальные ампутации и пересадки конечностей, и так далее. Страдания не только бессмысленны, но и случайны, непредсказуемы и неравномерно распределены.

Способны ли мы объяснить страдание на войне или где бы то ни было ещё?

Господство профетической точки зрения

Как мы уже видели, у ветхозаветных пророков было готовое объяснение, почему люди должны были страдать от тяжких мук войны. Для них война стала Божьим судом за грехи народа; по меньшей мере, это касалось самого Израиля и окружавших его тогда народов. Следует подчеркнуть, что реальные страдания на войне в древности были не легче нашего времени. Биться врукопашную на ножах, мечах и копьях не менее страшно, чем сидеть в окопах под свистящими пулями, уничтожающими твоих товарищей. Пророки считали, что Бог время от времени попускает войну, чтобы преподать урок своему народу и обратить его к покаянию. Полагаю, что если в окопах и вправду не бывает атеистов, то на уровне индивидуального подхода данный метод работает.