Почему нам трудно поверить в Бога?

Материализм говорит о реальности и силе материи, вещества — мы это признаем; идеализм говорит о важности духа — мы это тоже признаем. Для нас и дух, и материя вторичны по отношению к Творцу (они есть Его создания), Который не есть ни дух, ни материя, а нечто, бесконечно превышающее и то, и другое.

O. АЛЕКСАНДР: Разделимы ли дух и материя? Трудно сказать. Во всяком случае дух — весьма самостоятельная штука, не надо думать, что он слишком зависит от материи. Иначе каждый человек зависел бы  от того, какое у него состояние организма.

А мы знаем — вот сейчас открыли Оптинский монастырь (вы, наверно, слышали по радио, по телевизору показывали), там жил старец Амвросий; к нему приходили Достоевский, Толстой и многие другие; на Соборе летом этого года он был признан святым. Он был абсолютно больным человеком, он лежал неподвижно на кровати; не знаю, какая у него была болезнь, но это был старый, больной, неподвижный человек. К нему шли вереницы людей, и каждый получал духовное подкрепление. Вот вам и дух, и материя. А бывает человек — у него все благополучно с материей, а с духом — слабо.

Различаете ли Вы религию человеческого могущества и высшую религию?

O. АЛЕКСАНДР: Да. Вот как раз магизм — это и есть религия человеческого могущества. Впоследствии он превратился в сайентизм, то есть в обоготворение науки, которое претендует на полное господство над природой, и вы знаете, во что это часто может вылиться.

До XIII века нашей эры люди видели ангелов, после XIII века перестали видеть.

Почему?

O. АЛЕКСАНДР: Это утверждение меня поражает хотя бы потому, что есть значительно более поздние сказания о явлениях ангелов. Такая дата истории не известна. Я могу сказать, что я сам до 23 лет думал, что ангелы — это метафора, но в 23 года узнал, что это не так.

Есть пять мировых религий. Каждая утверждает, что только она истинная, высшая. Как отвечает на это христианство?

O. АЛЕКСАНДР: Вот так, как я вам говорил: мы признаем истинность каждой религии,  но подобно цветам, которые входят в единый белый цвет. Даниил Андреев выдвинул такой символ — «Роза Мира» как некое единство. Но он это толковал в виде некой современной теософской доктрины. Для нас же Роза Мира —  это и есть Евангелие: оно включает в себя и учение буддизма о спасении, и единобожие ислама, и личностное благочестие кришнаизма, и мистицизм даосизма.

Находите ли Вы религиозные черты у современных идеологий (коммунизм, нацизм)? Если да, то какие?

O. АЛЕКСАНДР: Безусловно нахожу. Это элементарная истина. Вопрос другой: как это получилось, что у этих  отрицавших христианство идеологий появились религиоморфные черты? Дело в том, что и та, и другая идеологии пытались вытеснить христианское и вообще религиозное мировоззрение из общественной, умственной и вообще культурной жизни людей. Но поскольку человек есть существо, стоящее перед Богом, и куда бы он ни бежал, он все равно оказывается перед Ним, то вместо подлинной веры возникает ее суррогат, имитация. А перечислять, какие черты, я не буду, вы и сами догадаетесь.

В СССР активно пропагандируется атеизм. Как отвечает на это Православная Церковь?

O. АЛЕКСАНДР: Мне бы хотелось сказать, что мы активно проповедуем противоположное, но не скажу этого. Потому что, во-первых, мы не любим слово «пропаганда», оно всегда пахнет чем-то лживым. Мы можем только свидетельствовать о своей вере. Но свидетельство это в какой-то степени зависит от внешних условий. Мы всегда это делали так, как нам позволяли условия.

Какова, на Ваш взгляд, связь между религиозным чувством как таковым и отправлением конкретных обрядов? Что должно быть первичным во времени?

O. АЛЕКСАНДР: Конечно, вера! Конечно, восприятие! Понимаете, ведь вся суть в том, что вера врожденна человеку, она является  ядром его существа. Вера растет, углубляется. Она динамичная величина, а не статичная. Но воплощается вера в обрядах. Это естественное воплощение, и как любое человеческое чувство, имеет свои внешние формы. Так и должно быть, поскольку мы не бесплотные духи, а люди из плоти и крови, и для нас это естественно и органично.