Здесь кто-то может вполне резонно предположить, что вся эта история с выдачей визы Высоцкому была связана именно с последним событием — визитом Брежнева. Однако напомним, что это была вторая поездка советского генсека во Францию — в первый раз это случилось полтора года назад, в октябре 71-го. Спрашивается, почему же тогда Высоцкого не сделали выездным? Видимо, потому, что, во-первых, в раскладах советских руководителей тогда этот акт (выдача визы) выглядел преждевременным как по причинам внутренней политики, так и внешней, во-вторых, в самой Франции ситуация была иной. С созданием Союза левых сил официальный Париж вынужден был считаться с левыми и не стал возражать против того, чтобы муж одного из видных членов ФКП — Марины Влади — имел возможность регулярно приезжать во Францию.
Тем временем в разгар «выездной» эпопеи Высоцкого в органе ЦК КПСС газете «Советская культура» была напечатана статья, осуждавшая певца за «левые» концерты в Новокузнецке (номер от 30 марта 1973 года). Но этот день оказался для Высоцкого только наполовину «чёрным»: именно тогда ОВИР поставил своё «добро» на его документах для выезда за границу. И хотя впереди ещё предстояло утверждение документов в более высокой инстанции — в МГК КПСС, однако один барьер Высоцким был благополучно преодолён. Сам артист был в недоумении от того, как складывалась ситуация, поскольку власть совершала алогичные поступки: печатный орган ЦК долбал его и в хвост и в гриву, грозя судебным преследованием, а ОВИР разрешал выехать за границу. Но повторимся: эти, казалось бы, алогичные события чётко укладывались в ту борьбу, которая велась вокруг Высоцкого в высших эшелонах советской элиты, а также в те события, которые происходили далеко за пределами страны.
Алогичность действий властей, на мой взгляд, могла объясняться следующим. Видимо, в верхах до последнего момента шла борьба между либералами и теми людьми, кто не хотел делать Высоцкому такой поблажки — превращать его в выездного. Последние тянули время, а сами между тем готовили идеологическую атаку на певца, имея целью взвинтить его внутреннее состояние до предела. Вполне вероятно, что таким образом они надеялись, проиграв — выиграть: делали расчёт на нервный срыв Высоцкого, после которого он мог принять решение остаться на Западе. Ведь это была первая подобная статья о нём: если раньше его обвиняли в том, что он поёт «не те песни», то теперь уличали в незаконной гастрольной деятельности, что грозило судебным преследованием. Как мы знаем, эта задумка не удалась — нервы у Высоцкого оказались крепкими.
Став выездным, Высоцкий на протяжении нескольких лет открыто заявлял, что эмигрировать из страны никуда не собирается. Даже песню такую написал, где были строчки, вынесенные в заголовок этой главы: «Не надейтесь — я не уеду!» Однако к концу 70-х Высоцкий уже «наелся» как Францией, так и своим браком с Мариной Влади. Несмотря на то что для подавляющего большинства простых советских людей эта страна являлась самой желанной из всех западноевропейских стран (благодаря тому имиджу, который создавали этой стране её фильмы, демонстрировавшиеся в СССР, и эстраде, где доминировали Мирей Матьё и Джо Дассен), для Высоцкого наоборот — Франция стала отрезанным ломтём. Видимо, ему уже поперёк горла стояла всегда присущая этой стране «левизна». Как честно признался он сам в одном из своих стихотворений конца 70-х:
Высоцкий прав: Франция середины 70-х была далеко не раем, а страной, объятой кризисом и «левыми» волнениями. Пришедший к власти в