Почему не иначе

Немцы именуют этот полуфабрикат «фаденнудельн» — «нитчатая лапша»; немецкому языку свойственны такие тяжеловатые, но зато уж точные сложные слова; немцы не любят заимствовать слова из других языков. Ясно — немецкий язык тут ни при чем.

У французов «вермишель» — «вермисоль». Казалось бы, вот источник! Но беда в том, что и французские словари не объясняют, откуда же возникло такое слово. И тут у него не ясна этимология.

Наконец, итальянский словарь. Вот слово «вермичелли», которое тоже обозначает определенный вид лапши, как и наше «вермишель». Но рядом с ним стоит другое слово: «вермичелло» — «червячок». Если взять множественное число от «вермичелло», то и получится «вермичелли», то есть «червячки». Представьте себе блюдо вермишели, поданное на второе, и подумайте, основательно или нет поступили итальянцы, назвав это кушанье, состоящее из узеньких и длинных тестяных ленточек, «червячками».

Да, похоже на правду, но — правда ли? А что, если итальянский язык окрестил не кушанье по живым существам, а, наоборот, дал этим существам имя по своему любимому блюду: «животные вроде лапши»?[2] Можно ли доказать, что произошло не так, а наоборот?

Можно. «Вермичелло» — не просто слово, а уменьшительная форма от «верме» — «червяк». Но ведь так — «верме» — никто никогда не называл никакого кушанья; слово это очень старое: в Древнем Риме (а итальянцы — потомки римлян) «вермис» уже значило «червяк». Раз так, очевидно, и «вермичелли» сначала значило «червячки» и только потом стало означать «лапша». Мы нашли корень и исток нашей «вермишели».

Вот какой путь прошли когда-то мы с сыном. Действуя кустарно и по-любительски, но примерно так же, как действуют в сходных случаях и ученые-этимологи, мы установили этимологию одного слова, связав его с другими словами, проследив их связи между собой не только в русском языке, но и за его пределами… Нас это обрадовало; мать и бабушку моего сына — нет. Им наша этимология «вермишели» определенно не понравилась. Но ведь они и не были языковедами!

Зачем я рассказал вам две эти притчи о словах? Чтобы показать, что этимология не только занимательное, но и довольно запутанное занятие. Впрочем, сейчас я приведу этому еще более яркий пример.

Похоже до неузнаваемости

Откуда берутся этимологические трудности? Казалось бы, проще простого: два слова звучат похоже — «кот» и «кошка», «стол» и «столяр»; очевидно, они родичи. А другие пары — «бык» и «пчела» или «окорок» и «каракатица» — настолько явно не имеют ничего общего, что смешно и искать между ними родство. Разве не так?

Далеко не так.

Вглядитесь в такие две словесные пары:

Каракуль (мех) и каракули (мазня), блин (кушанье) и молоть (дробить зерно).

Кто вздумает спорить: слова первой явно тесно связаны друг с другом. Между двумя правыми словами нет ни сходства, ни, очевидно, родства.

В самом деле: может быть, «каракуль» и «каракули» — просто одно и то же слово, только в двух разных значениях? Разве не могли крючки и загогулины небрежного письма напомнить кому-то завитушки шерсти на каракулевых бараньих шкурках? Вот и назвали почерк по мерлушке, — зовем же мы некоторые полевые цветы «кашка», а уж что общего между цветком и крупяным кушаньем?

А вот между словами второй пары, разумеется, странно и предполагать родство. «Блин» и «молоть»! Из десяти звуков только один — «л» — входит в оба слова. Да и по смыслу ничего похожего…

А теперь послушаем этимологов.

Наше слово «каракуль», говорят они, заимствовано у тюркских народов Средней Азии. Возле города Бухары есть в пустыне оазис Кара-Куль; по-узбекски это значит «Черное озеро»[3]. Тут уже очень давно была выведена особо ценная порода баранов, доставляющих великолепную мерлушку. По имени оазиса породу назвали «каракульской». В этом нет ничего неожиданного: зовем же мы коней-тяжеловозов, выращенных на реке Битюг в Воронежской области, «битюгами» или птичек, вывозимых с Канарских (т. е. буквально «Собачьих») островов, «канарейками». А затем тюркское слово переселилось в Россию и превратилось в наше «каракуль» — мех каракульской овцы.

А «каракули»? Представьте себе — ни малейшего отношения к «каракулю»; это тем более странно, что и это слово взято нами из тех же тюркских источников. Но дело в том, что слово «кара» в этих языках имеет много значений: кроме «черный», оно может значить также и «плохой». Это не должно нас очень удивлять: по-русски тоже ведь «черные мысли» означает «дурные, злые мысли».

Вот в слове «каракули» «кара» как раз и значит «плохой». А «куль» здесь получилось вовсе не из «куль» — «озеро» и не из — «цветок», а из другого тюркского слова — «кул», или «кол», означающего «рука».