Почему нельзя?

Когда мама поняла, что от меня так просто не отделаться, и она напрасно надеется уйти от разговора, то прервала своё занятие и досадливо бросила кухонный нож на стол. Собираясь с мыслями, она дунула на прядки волос, выбившиеся из причёски на лоб. У неё были замечательные длинные тёмно-каштановые вьющиеся волосы, которые я любила расчесывать, пристроившись для этого на диване за её спиной. Потом я заплетала толстые косы, которые мама крепила у себя на затылке большими пластмассовыми шпильками.

И вот мама обречённо присела на другую табуретку рядом со мной для разговора, скрестив руки на коленях. И заговорила, наконец, предварительно взяв с меня твёрдое обещание никому не рассказывать о нашем разговоре. Теперь уже нет на этом свете ни мамы, ни того соседа и я не нарушаю свою детскую клятву рассказывая эту невыдуманную, простую и сложную одновременно, историю.

В то время наш город был очень молод, только начали строить новенькие многоквартирные дома для нефтяников Башкирии, и начали появляться первые улицы из новостроек. Жилья катастрофически не хватало всем рабочим и специалистам, прибывшим на новое нефтяное месторождение со всех республик огромной страны. Поэтому и мы сначала жили в неуютном и холодном от сырости бараке до того, как нас переселили в квартиру. Вынужденно на время в новые дома заселяли по две семьи в одну квартиру. Мы тоже с самого начала жили с подселением с другой семьёй по фамилии Барановы. Предполагалось скорое расселение семей в отдельные квартиры, но этот процесс начал затягиваться. И нам уже всем очень хотелось жить в своих отдельных квартирах, всех начинало немного утомлять совместное проживание с чужими семьями и жизнь с оглядкой. Мы, дети, постоянно подслушивали разговоры взрослых на лавочке во дворе о том, как это будет и когда.

А дома только и слышали от своих родителей приглушённое предупреждение:

– Дочь, туалет занят сейчас, подожди когда выйдут.

– Сейчас в кухню не заходи, там тётя Люда готовит ужин.

– Дети, тише, не шумите, дядя Миша отдыхает, он сильно простыл и заболел теперь. Ему надо поспать, а вы мешаете.

Мне, неугомонной торопыге, сильно досаждало это постоянное торможение в свободном передвижении по квартире. К обоюдной с Барановыми радости, нашу квартиру расселили в числе первых, потому что нас в семье было трое детей и у них ещё двое. Поэтому в доме шум и гвалт стоял хороший, как в мини – детском саду. Переезд соседей был одновременно радостным и печальным событием, для обеих семей, потому что мы дружили – и родители и дети.

О чём это я… Ах, да, – вот тогда, после ухода соседа, опустив глаза к полу, – было видно, что маме неприятен этот разговор, под страшным секретом мама рассказала мне:

– Всеми нами уважаемый сосед, позавидовал нашему расселению и задумал самостоятельно ускорить этот процесс в его квартире. Он не стал ждать своей очереди на расселение и решил, для этого применить свои профессиональные знания юриста.

Я знала, что семья Ефима Яковлевича жила в двух комнатах такой же трёхкомнатной квартиры, как наша. Третью дальнюю по расположению комнату в квартире с ним занимала одинокая женщина тётя Надя Чернова с дочерью, которая немного постарше меня по возрасту. Тётя Надя была очень худой и некрасивой, чем вызывала во мне оторопь и жалость к ней. А её отталкивающая внешность самым комичным образом совпадала с её фамилией.

У нее было очень худое вытянутое длинное лицо с темной землистого цвета кожей. На этом уже достаточно непривлекательном лице были тонкие, почти незаметные губы и заметные усы. В довершение, над всей этой непривлекательностью, нависал тонкий длинный горбатый нос крючком. А если ещё учесть, что у нее были черные, жидкие неухоженные волосы, то можно было сделать очевидный вывод, что это и было причиной её одиночества. Мужчины у неё не было. Мне, как и Ефиму Яковлевичу тоже, наверное, не хотелось бы встречать тётю Надю каждое утро на своей кухне. Наша соседка по квартире тётя Люда была гораздо симпатичнее и приветливее.

Но при такой отталкивающей внешности, тётя Надя не была шумной и скандальной, а напротив, умела всегда быть какой-то тихой и незаметной. Такой вот несимпатичный молчаливый и, совершенно беззлобный и безобидный человечек жил в добрососедстве со всеми. Удивительно, что от неё можно было иногда услышать несколько скупых слов. Она просто работала и растила одна дочку Люсю, и больше ни в чем она мной замечена не была. А от таких, как я любопытных и вездесущих детей трудно что-нибудь скрыть.

Расстроенная мама через силу продолжала:

– Ефим Яковлевич решил оклеветать тетю Надю для того чтобы её поскорее отселили от него из квартиры.

Вздохнув, мама добавила: