Мы привыкли анализировать события межвоенного периода под углом зрения представлений, которые сформировались позже, уже в послевоенный период. Кроме обычной аберрации исторического зрения, очерчиваемой понятием «презентизма» (то есть влияния эпохи, в которой живет исследователь, на его анализ предыдущих эпох), такая привычка объясняется и стабильностью политического режима. Тот режим, который сформировал В. Ленин за несколько месяцев после октябрьского переворота 1917 года, реально не менялся вплоть до конституционной реформы М. Горбачева. Однако следует внести коррективы в два обстоятельства, которые имеют отношение к анализируемой проблеме. Первое обстоятельство касается политического веса И. Сталина, а другое — функционирования Советского Союза как многонационального государства имперского типа.
Сталин пришел к единоличной власти после жесткой и длительной (с 1922 по 1928 год) борьбы внутри политбюро ЦК ВКП(б). С 1929 года он оказывал решающее влияние на принятие судьбоносных государственных решений, но еще не стал тогда всевластным диктатором, которым его запомнили. В 1929–1932 годах судьба возглавляемой Сталиным политической группы повисла на волоске. Вызванный сверхвысокими темпами индустриализации, политико-экономический кризис мог в любой момент обостриться настолько, что возникала угроза устранения сталинской группы от власти. Вождю было что терять, а мы знаем, что он не останавливался перед самыми масштабными преступлениями, которые содействовали укреплению власти. Превращение Сталина из формального в фактического диктатора стало следствием Голодомора и Большого террора. Это обстоятельство нужно учитывать при определении мотивов действий генсека в кризисной ситуации 1932–1933 годов.
Второе обстоятельство, которое повлияло на решение Кремля применить против Украины такое оружие, как террор голодом под прикрытием хлебозаготовок, связано с двойственной природой Советского Союза. С одной стороны, это было унитарное государство с централизованным управлением. С другой стороны, это была федерация союзных государств, каждое из которых имело право сецессии (выхода из федерации), закрепленное в собственной и в союзной конституциях. Федерацию союзных государств превращала в унитарное государство «диктатура пролетариата», суженная до диктатуры Кремля. Кризис в руководстве государственной партии разрушал силовое поле, в котором удерживались в рамках федерации союзные республики.
Мы привыкли к такому Советскому Союзу, каким он стал после Голодомора и Большого террора. Это была унитарная страна, в которой напоминание о конституционном праве на сецессию со стороны кого-либо рассматривалось как измена Родине и наказывалось казнью или максимальным сроком тюремного заключения (прецедент Левка Лукьяненко). «Мы» означает в данном случае — все мы, советские люди, начиная с руководящих деятелей высшего ранга. Когда вследствие конституционной реформы М. Горбачева силовое поле компартийной диктатуры исчезло и каждая союзная республика получила возможность выйти из империи, созданной «железом и кровью», почти все руководители отсиживались в своих столицах, ограничившись декларациями о государственном суверенитете. Все эти руководители республик напоминали птенцов, которые родились в клетке и не осмеливались вылететь, когда открылась дверца. Ситуацию подорвал только путч высших руководителей союзного государства, которые оставались без работы после подписания нового Союзного договора.
Каким был Советский Союз до Голодомора и Большого террора? Нужно признать, что это была фальшивая федерация, в которой Кремль поставил во главе республик своих людей. Эти люди привыкли повиноваться железной партийной дисциплине. Но они не забывали ни потребностей собственных республик, которые были для них странами, объединенными вокруг Кремля, ни своих конституционных прав. Даже Л. Каганович называл Украину страной в переписке со Сталиным.
Особенно «нахально» вели себя руководители того ответвления унитарно построенной ВКП(б), которое называлось Коммунистической партией (большевиков) Украины. Они добились, чтобы бюро ЦК КП(б)У было названо политическим бюро, а первый секретарь ЦК — генеральным секретарем (так продолжалось до 1934 года). Они постоянно требовали от Кремля присоединения к УССР пограничных районов Российской Федерации с преимущественно украинским населением. Особую настойчивость они проявляли в отношении Кубани, а тем временем развернули активную деятельность в плане украинизации кубанских органов власти, образовательных учреждений, средств массовой информации. Официальную политику коренизации, которую Кремль стал проводить после образования Советского Союза с целью укоренения органов советской власти в национальных республиках, они превратили в политику дерусификации, а русских в УССР стали всерьез рассматривать как национальное меньшинство.