«Я понимаю Юрия Михайловича как мужчину, который защищает свою жену, — сказал он. — Однако форма, выбранная им, не весьма корректна: если есть претензии к правоохранительным органам, для этого существует суд, адвокатура, Генпрокуратура. Обобщать то, что произошло с его супругой, и призывать к свержению власти — это можно понять, но не объяснить, если только это не предвыборная риторика».
В действительности «наезд» на Батурину исходил не от Кремля: как правило, во второй половине девяностых в окружении Ельцина довольно четко следовали принципу — не использовать силовиков в борьбе с оппонентами. Скорее всего, скандал вокруг мэрской жены раздул кто-то из журналистов — возможно, из команды того же Доренко.
Если бы в Кремле действительно захотели, дело Батуриной без труда было бы доведено до логического, не очень приятного для мэра и его родственников, конца. А так оно быстро заглохло, рассосалось как бы само собой. Скорее всего, — по прямому указанию Волошина.
Несмотря на аккуратные премьерские увещевания (за которыми, без сомнения стоял и Кремль), Лужков, чем дальше, тем все напористее, выступал против президента и его команды. Причем не только от себя лично, но как бы и от могучих политических структур, стоящих теперь за его спиной, его собственного «Отечества» и блока «Отечество — Вся Россия» (их мощь он словесно старался всячески преувеличивать). 26 августа, выступая по радио «Маяк» и вновь обрушившись с критикой на кремлевскую администрацию, московский мэр сказал, что она, администрация, «побаивается возникновения новой реальной политической силы, которая будет претендовать на участие в решении государственных задач, будет по-другому решать проблемы жизни страны».
И грозно подтвердил, что не зря побаивается:
«О нас, как о половую тряпку, ноги вытереть не удастся».
17 сентября, когда Лужков выступал в МГТУ имени Баумана, кто-то из слушателей задал ему вопрос: как он считает, уйдет ли Ельцин досрочно, по собственной воле, в отставку? Мэр ответил: мол, «такая возможность номинально существует», но, «немного зная президента», он, Лужков, может сказать: «маловероятно, что он откажется от власти».
Из слов московского мэра можно было понять: напрасно Ельцин пренебрегает имеющейся у него «номинальной возможностью» по собственной воле удалиться от дел. Он посоветовал президенту «задуматься о вечном».
Отношения с Примаковым
Как уже говорилось, в отношениях с Примаковым Лужкову приходилось лавировать: как-никак они были потенциальными претендентами на президентский пост, причем в течение долгого времени — самыми сильными претендентами. Это лавирование давалось мэру нелегко: надо было точно улавливать момент, когда выступить в унисон с Примаковым, когда — поотстраниться от него или даже позволить себе критику в его адрес.
Пример первого — позиция по Скуратову. Лужков весьма эмоционально выступил против отставки генпрокурора. 21 апреля 1999 года, после очередного отказа Совета Федерации отстранить этого деятеля с его поста, на чем настаивал Ельцин, московский мэр заявил журналистам, что в сложившейся обстановке самое главное для президента — это «проявить мудрость, пойти навстречу сегодняшнему решению Совета Федерации и предоставить Юрию Скуратову возможность продолжать работу».
По словам некоего «кремлевского источника», московский мэр осознал, что «неотставка» Скуратова выгодна Примакову, что Совет Федерации пойдет именно за ним, и решил «приклеиться» к премьеру, стать ему в хвост, разделить с ним лавры победителя.
Но бывали и обратные ситуации. На уже упомянутом втором съезде «Отечества» в апреле 1999-го Лужков впервые выступил с довольно острой критикой правительства Примакова. Московский мэр признал, что это правительство стабилизировало обстановку в стране (это постоянно в ту пору ставилось всеми в заслугу Примакову), но такая стабилизация не обеспечивает экономического роста; более того, уровень оплаты труда снизился в два и более раза. По словам Лужкова, развитие экономики «происходит стихийно», правительство практически ее не регулирует, никак не стимулирует производство, не выработало четких ориентиров и приоритетов экономического развития.
Это уже было чем-то вроде атаки на главного соперника в предстоящей борьбе за пост президента. Хотя, быть может, атаки еще не решающей, не сокрушитель ной, а пока только напоминающей «разведку боем», призванную проверить, как отреагирует соперник, высветить его слабые места.
Впрочем, как уже говорилось, Лужков, несмотря на критику примаковского правительства, выступил с резким осуждением его отставки. Собственно говоря, он начал возражать против нее еще тогда, когда только поползли слухи о ее возможности.
«Смена правительства Евгения Примакова является абсолютно неприемлемым решением для экономики России», — говорил он еще в конце апреля, как бы предостерегая Ельцина от опрометчивого шага.
А уж когда отставка состоялась, московский мэр не жалел слов для ее осуждения: