зашел бы слишком далеко, а главное, чтобы чисто политическая борьба с КПРФ не
переросла в борьбу с коммунистической идеологией и советским наследием в целом.
Именно «демократическое окружение» Ельцина подало идею назвать 7 ноября «Днем
примирения и согласия», а 1997 года был объявлен «Годом согласия и примирения»
(планировалась также «в целях реализации государственной политики, направленной
на консолидацию российского общества» возвести памятник всем погибшим в
гражданской войне). Писалось, что «наличие мощной компартии» — счастье для
России, а «30 миллионов проголосовавших за Зюганова — фактор её стабильности»
(иначе это место заняли бы националисты), высказывались сожаления о том, что при
Ельцине не состоялось «возрождения веры в виде социализма с человеческим лицом,
обещанного Горбачевым», опасения, чтобы не стали теперь изображать белых
хорошими, а красных плохими, потому как «у каждой стороны была своя правота».
Говорилось также, что «нужно признать в коммунизме правду», что «православного,
обнимающегося с коммунистом глупо обвинять в измене Христу» и что «самое плохое,
что мы, демократы, сделали за последние годы, было словесное унижение
коммунистов». После известного письма банкиров Ельцину в 1996 г. с требованием
договориться с Зюгановым, с удовлетворением сообщалось, что «президент намерен
отказаться от антикоммунизма». После того, как на выборах 1999 г. КПРФ потерпела
поражение, один из главных «демократов первой волны» заявил, что он «больше
всего боялся появления агрессивного антикоммунистического большинства в Думе» и
радовался, что «Единство» пошло на союз с КПРФ, который имеет все шансы
перерасти в долгосрочное партнерство», а человек (из бывших
леваков-диссидентов), возглавивший при Путине основной пропагандистский центр,
тогда же заявил, что «правый (!) лидер не должен быть антикоммунистом», а «канал
связи с массами, разделяющими идеи либерализма, не может быть создан на
антикоммунистической базе».
Развернулась целая кампания по защите коммунистической идеи, которая «сама по
себе очень благородная», в ходе которой на разные лады повторялось, что «в том
виде, как она была сформулирована Марксом — это одна из самых светлых идей об
отмирании государства», «Россия стала родиной величайшей попытки создать
справедливое общество, воплотить царство Божие на земле» и т.д. Протестовали,
естественно, и против очернения «идеалиста» Ленина и «любых попыток выносить
однозначные, прямолинейные приговоры». Типичными были призывы «не списывать
социализм только потому, что его кто-то неправильно строил». В своих лозунгах
типа «мы не должны зачеркнуть разом весь советский период и сказать — все это
было ужасно», «огульное осуждение советского прошлого несправедливо» властители
дум от демократии совершенно сходились с таковыми от национал-большевизма,
только сохранять от осуждения предполагалось противоположные периоды и черты
режима.
Представление о том, что коммунизм совсем не так страшен, и во всяком случае
лучше любой авторитарной диктатуры (хотя бы и «демократической»), а тем более
национальной и вообще патриотической в политической сфере вылились в линию на
союз с коммунистами сначала против угрозы «державничества» в лице усилившейся
ЛДПР и искусственно преувеличенной опасности «национал-патриотизма», затем
против Ельцина, а потом и против Путина. Причем если в 1993 г. Гайдар призывал к
объединению с коммунистами (которые «должны вспомнить о своей интернациональной
сущности»), против победившего на выборах Жириновского, то через два года даже и
самого Гайдара более правильные товарищи из того же стана стали упрекать в
недостаточно хорошем отношении к коммунистам, а ещё через год, перед выборами
1996 г. в том же упрекали даже Явлинского, хотя «Яблоко» как раз наиболее полно
воплощало позиции этой среды. От Ельцина же ещё в 1994 г. её идеологи требовали
уйти в отставку, воображая, что «идея демократической альтернативы нынешней
власти, уже давно витавшая в воздухе, вырвалась из кабинетов политиков и
овладела массами».
В наиболее полной мере подход «коммунисты лучше Ельцина» проявился перед
выборами 1996 г. Тогда газеты этого направления были полны высказываниями такого
рода и осуждениями «стратегии нагнетания антикоммунистической истерии». «Кто
спорит, приход к власти коммунистов раньше или позже положит конец куцей нашей
свободе печати. Но это ещё не повод требовать голосовать за антикоммунистов».
«Мерить возможное зло от Зюганова аршином сталинского террора, захлебываясь в
антикоммунистической истерике, глупо». «Замена Ельцина Зюгановым вовсе не будет
означать кардинального перелома в московской политике». «Единственно хорошим
исходом является не «все, что угодно, кроме коммунистов!». «Я не считал бы
замену в Кремле Ельцина на Зюганова катастрофичной и непоправимой». Особенно
убедительно суть этой позиции была изложена в одной из статей 1997 г., когда
пошли было слухи о готовящемся референдуме по захоронению Ленина: «Поражение
ленинцев вовсе не будет означать торжество демократов, ибо всплеск
антикоммунистических настроений, наложившись на растущее разочарование в