образование (в 20–30-х годах получил даже распространение так называемый
«бригадный метод обучения», когда при успешном ответе одного студента зачет
ставился всей группе, а вступительные экзамены в вузах были введены только в
1932 г.); специалисты, подготовленные подобным образом, да ещё из лиц, имевших к
моменту поступления в вуз крайне низкий образовательный уровень, не могли,
естественно, идти ни в какое сравнение с дореволюционными. К тому же система
образования, сложившаяся и функционировавшая при преобладающем влиянии
идеологических установок режима, давала своим воспитанникам в лучшем случае лишь
более или менее узкоспециальные навыки, необходимые для исполнения
профессиональных функций, да и то лишь в лучших учебных заведениях (масса
провинциальных вузов, профанируя и фальсифицируя понятие высшего образования,
была неспособна и на это). Общекультурный уровень, обеспечиваемый советской
системой образования, уровень гуманитарной культуры, был не только ниже всякой
критики, но являлся, скорее, величиной отрицательной, ибо подлинная культура не
только не преподавалась, но заменялась «партийными дисциплинами». Конкретный
материал повсеместно был заменен абстрактными схемами господствующей идеологии:
обучение приобрело почти полностью «проблемный» характер.
Немногие носители старой культуры совершенно растворились в этой массе
полуграмотных образованцев. Сформировавшаяся в 20–30-х годах интеллигентская
среда в качественном отношении продолжала как бы воспроизводить себя в
дальнейшем: качеством подготовленных тогда специалистов был задан эталон на
будущее. Образ типичного советского инженера, врача и т.д. сложился тогда — в
довоенный период. В 50–60-е годы эти люди, заняв все руководящие посты и
полностью сменив на преподавательской работе остатки дореволюционных
специалистов, готовили себе подобных и никаких других воспитать и не могли.
Характерной чертой советской действительности была также прогрессирующая
профанация интеллектуального труда и образования как такового. Плодилась масса
должностей, якобы требующих замещения лицами с высшим и средним специальным
образованием, что порождало ложный «заказ» системе образования. Обесценение
рядового умственного труда, особенно инженерного, достигло к 70-м годам такого
масштаба, что «простой инженер» стал, как известно, излюбленным персонажем
анекдотов, символизируя крайнюю степень социального ничтожества. К 80-м годам
утратила престижность даже научная деятельность. В начале 80-х годов лишь менее
четверти опрашиваемых ученых считали свою работу престижной и только 17,2% —
хорошо оплачиваемой.
Поскольку создание советской интеллигенции происходило под знаком борьбы за
«социальную однородность общества», коммунистический режим целенаправленно
формировал совершенно определенный социальный состав интеллектуального слоя,
придавая этому огромное, часто самодавлеющее значение. В идеале (впредь до
исчезновения этого слоя как такового) желательно было иметь его полностью
«рабоче-крестьянским» — так, чтобы каждое новое поколение интеллигенции было бы
интеллигенцией «в первом поколении». Полностью этого достичь не удалось, но,
благодаря контролю за социальным составом студентов, режим обеспечивал её
абсолютное преобладание в составе интеллектуального слоя до самого конца,
сохраняя общий облик советской интеллигенции как «интеллигенции первого
поколения», так что в целом задача создания новой, особого рода советской
интеллигенции была выполнена. В общественном сознании она в целом закономерно
утратила те черты, которые бы существенно отличали её от остального населения,
ибо преобладающая часть тех, кто формально по должности или диплому входил в
состав «образованного сословия», по своему кругозору, самосознанию, реальной
образованности и культурному уровню ничем не отличалась от представителей других
социальных групп. И в свете этого можно сказать, что мечты о «стирании граней» и
«становлении социальной однородности» получили-таки в советской действительности
некоторое реальное воплощение.
Успешное развитие государственного организма в огромной степени зависит от того,
насколько удается «совместить» элиту интеллектуальную с элитой
управленческо-политической, проще говоря, в какой мере удается в данном обществе
привести интеллектуальные качества человека в соответствие с его общественным
положением (то, что И. Ильин называл «идеей ранга») — обеспечить продвижение по
служебной лестнице если не наиболее одаренных, то, по крайней мере, наиболее
образованных людей. (Если одаренность может оцениваться субъективно, то уж для
уровня образования в каждом обществе существуют объективные критерии, и по тому,
насколько они оказываются значимы для служебной карьеры, можно судить об
установках данного общества.)
Так вот, если управленческая элита дореволюционной России состояла из лиц,
получивших лучшее для своего времени воспитание и образование, если
государственная элита современных европейских стран также в огромном большинстве
состоит из выпускников самых престижных университетов, то в СССР наблюдалась