Судя по его виду, настойка действительно работала: несмотря на многочисленные излишества и беспечное удовлетворение своих ненасытных аппетитов всех видов, Джимми оставался необычно молодым. Друзья прозвали его Дорианом Греем. Вероятно, свою роль в этом сыграло и то, что ему, как наследнику огромного состояния, не нужно было зарабатывать себе на жизнь в поте лица. В 50-е годы XX века он стал любовником Барбары Хаттон, прозванной «бедная маленькая богачка», после ее развода с международным плейбоем, дипломатом и звездой поло Порфирио Рубиросой, брак с которым продлился 53 дня. В 60-е Джимми устроил совместную вечеринку с «Битлз» и «Роллинг стоунз» в своей роскошной квартире в округе Сен-Жермен, по соседству с бывшим премьер-министром Франции. Теперь, десятки лет спустя, он рассказывал мне истории о бароне Готфриде фон Крамме, Нэнси Митфорд и Ага Хане и убеждал меня переехать из Нью-Йорка в Париж, где, по его утверждению, ночные клубы лучше, а бактериальная флора позволяет сохранить вечную молодость.
Потягивая бодряще жгучую травяную настойку, принесенную официантом, я поглядывал вокруг. В этот час «Кафе де Флор» вряд ли представляло собой «полноту бытия», описанную Сартром. За столиком в глубине я заметил Карла Лагерфельда с его характерной прической – хвостом, темными очками и высоким белым воротником. Карл о чем-то тихо разговаривал с одной из своих муз, губы которой были накрашены черной помадой. А больше в кафе почти никого и не было – Пустота.
И вдруг в зал ворвалась шумная волна активности: в дверь вошла женщина (судя по ее возрасту, давняя знакомая Джимми) в сопровождении парочки, похожей на кубинских жиголо, одетых в спортивные костюмы. Хихикающая троица уселась за наш столик и принялась болтать без умолку. На землистом лице женщины застыла маска веселья, ее низкий хриплый голос напомнил мне Жанну Моро. Я слушал с ироничным пренебрежением, но настроение у меня упало. Пожалуй, пора прощаться.
Поздним вечером воздух был холодным и влажным. По дороге обратно в гостиницу я оглянулся на пустынную площадь у аббатства Сен-Жермен-де-Пре, построенного тысячу лет назад. Там, в одной из боковых часовен, покоилось тело Декарта – во всяком случае, бо́льшая часть его тела, ибо местонахождение черепа и указательного пальца правой руки до сих пор неизвестно.
Интересно, а Сартр, писавший в «Кафе де Флор», чувствовал присутствие Декарта поблизости? Дух Декарта был не единственным философским привидением, бродившим по этим окрестностям. Прямо напротив кафе, на другой стороне бульвара Сен-Жермен, есть рю Гозлин, улица протяженностью всего в один квартал. Это все, что осталось от рю Сент-Маргерит, средневековой улицы, которую поглотил бульвар во время модернизации Парижа в середине XIX века бароном Османом. Несколько веков назад там стоял «Отель де Ромэн», где Лейбниц прожил два года из четырех очень счастливых лет, проведенных в Париже. Что он делал в Париже? Как обычно, за этим визитом стояла интрига. В 1672 году Лейбниц прибыл в столицу Франции с секретной дипломатической миссией, чтобы убедить Людовика XIV напасть на безбожный Египет, а не на христианскую Германию. Миссия не увенчалась успехом. «Что касается идеи Священной войны, – вежливо ответил Лейбницу „король-солнце“, – вы знаете, что со времен Людовика Благочестивого подобные затеи вышли из моды». (В данном случае Франция напала на Голландию.)
Однако в Париже Лейбниц времени не терял. Именно в «Отеле де Ромэн» на тридцатом году жизни (который стал для него выдающимся годом) он изобрел математический анализ, включая общепринятые ныне обозначение
И Лейбниц, и Декарт пытались разрешить тайну бытия рациональными способами. Оба решили, что единственным твердым онтологическим основанием для случайного мира вроде нашего может быть только сущность, которая заключает логическую гарантию собственного существования в самой себе. Такой сущностью, по их мнению, мог быть только Бог.