Почему так важен Оруэлл

Когда Салман Рушди в 1997 году выпускал собственную антологию англоязычной индийской литературы под совместной редакцией с Элизабет Вест, он подчеркивал, насколько жизнеспособным, в ничуть не меньшей, если не большей степени, чем раньше, оказался английский язык в качестве литературного посредника между субконтинентом и его диаспорой. Разумеется, он тоже попал под горячую руку некоторых чересчур усердных патриотов «на исторической родине». Но полки книжных магазинов Англии, заставленные книгами Рохинтона Мистри, Арундати Рой, Панкаджа Мишры, Ханифа Курейши, Аниты Десаи, Викрама Сета и многих других, включая рожденную полькой Рут Правер Дхвабвалу[19] (к слову сказать, любопытный факт, среди прочего позволяющий поставить интересный вопрос: где же именно находится та самая «историческая родина»?), ярче всего свидетельствуют о его правоте. Предыдущее поколение английских читателей уже успело насладиться творчеством Нирада Чаутхури, Р. К. Нарайана и Г. В. Дисани (чье имя для некоторых из нас — бессмертно). В предисловии к своей работе, вышедшей через пятьдесят лет после обретения независимости, Рушди говорит следующее:

«Написанная за этот период работающими на английском языке индийскими писателями проза — как художественная, так и публицистическая, — собрание произведений более сильных и значительных, чем большинство из тех, что вышли за тот же период времени на 16 официальных языках, так называемых местных языках Индии. И безусловно, эта новая, все еще дающая свежие побеги „индо-английская“ литература представляет собой, возможно, наиболее ценный вклад Индии в литературный мир».

Непосредственно столкнувшись с обвинениями в использовании языка завоевателей, Рушди ответил спокойно, но твердо:

«Мой родной язык, урду, — жаргон военного лагеря предыдущих, мусульманских, завоевателей, укоренился в качестве одного из субконтинентальных языков много лет назад; то же самое происходит сейчас и с английским языком. Английский становится индийским языком… Во многих районах Южной Индии люди предпочитают общаться с приезжими из северных регионов на английском, а не на хинди, который, по иронии судьбы, скорее воспринимается теми, кто говорит на тамили и малаялам, языком колонизаторов, чем английский, что приобрел на Юге статус лингва франка — языка культурного нейтралитета».

В антологии Рушди почетное место занимает короткий рассказ Мулка Раджи Ананда под названием «Лжец». Рушди презрительно называли «бабу», но он во многих смыслах оказался выше оскорблений.

Не будет преувеличением сказать, что, возможно, яркая наглядность и мужество прозы Оруэлла, качества, благодаря которым его произведения с такой готовностью переводятся на польский и украинский языки, сыграли свою роль в превращении английского языка во внеколониальный лингва франка. Как бы то ни было, колониализм в творчестве Оруэлла был одной из его вечных тем, наряду с проблемами жестокости власти, насилия, отсутствия гуманности и грязной, хотя и не слишком очевидной взаимосвязи между тем, кто подавляет, и тем, кто подвергся давлению. Поскольку постепенное освобождение мира бывших колоний является главным достижением его, да и нашего времени, и мир этот через эмигрантов и беженцев все полнее заявляет о своем присутствии в землях «Запада», Оруэлла можно считать одним из основателей направления постколониализма, а книги его — документальным литературным свидетельством исторического преобразования Британии из общества колониального и монокультурного (и парадоксальным образом ограниченного) в многонациональное и мультикультурное общество.

II. Оруэлл и левые

Джордж Оруэлл потратил значительную часть своей молодости на изучение условий жизни рабочего класса Великобритании; не ограничиваясь при этом только ее описанием, он сводил воедино и сравнивал между собой все относящиеся к этому вопросу статистические данные (подготовительная работа и собранные заметки для романа «Дорога на Уиган-Пирс» сделали бы честь самому Фридриху Энгельсу). Когда над Испанией нависла угроза фашизма, он был одним из первых, кто закинул на плечо винтовку, а за спину — походный ранец. В Англии он помогал выживать социалистической прессе на протяжении долгих неблагоприятных для нее лет. К идеалам равноправия он относился с такой непоколебимой серьезностью, что это выглядело несколько старомодно. Его имя с уверенностью можно поставить в один ряд с такими представителями антиимпериалистической традиции, как Э. Д. Морель, Р. Б. Каннингем-Грэхем и Уилфрид Скоуэн Блант; людей, чье «благородное негодование» (слова Джозефа Конрада, посвященные его другу, Каннингему-Грэхему) заставляло их стать на одну сторону с угнетенными и приносило им известность в других странах, но не в «своей собственной» — как это случилось с современником и коллегой Оруэлла, Феннером Броквейем.

И тем не менее одного имени Оруэлла достаточно, чтобы вызвать в политической и культурной левой среде дрожь отвращения. Позвольте предоставить вам несколько примеров: