Почему так важен Оруэлл

Не знаю, почему Эдвард Саид считает, что встреча с человеком в ходе журналистского или социологического исследования требует всю жизнь поддерживать с ним дружеские отношения, однако крайне несправедливо с его стороны обвинять Оруэлла в том, что он «бросил» тех, с кем пересекался во время изучения условий существования обитателей трущоб и фабричных рабочих, или тех, с кем сражался в Испании. Со многими людьми из первой группы он продолжал общаться, навещая их лично или через письма, и особенно яркий тому пример — «пролетарский писатель» Джек Коммон, которому Оруэлл часто пытался подыскать работу и которому предоставил свой коттедж. А его письма и публичные выступления демонстрируют глубокое чувство ответственности перед теми, с кем он был знаком в Испании, а также теми, кто выжил или погиб на фронтах или в тылу, в сталинских застенках, и чувство это не покидало его всю жизнь. Он работал над тем, чтобы вытащить их из тюрем, предать огласке их дела, помочь их семьям и очистить их имена от клеветы, что, возможно, было самым главным. Все это можно найти в материалах, находящихся в свободном доступе.

Я также теряюсь в догадках, на основании чего Саид мог прийти к заключению, что жизнь Оруэлла была «комфортной». Получив пулю в горло, страдая от истощающей силы и потенциально смертельной формы туберкулеза, он жил очень скромно, старался при возможности сам вырастить себе еду и даже делал мебель. Если и было в нем нечто чрезмерное, так это его абсолютное равнодушие к буржуазной жизни, почти вызывающий аскетизм. В том же эссе Саид, критически разбирая Питера Стански и Уильяма Абрамса, двух соавторов, одержимых личностью Блэра/Оруэлла, поздравил их с убедительным образцом тавтологии:

«„Оруэлл принадлежит к тем писателям, которые пишут“. И могут позволить себе писать, могли бы они еще добавить. Оруэллу они противопоставляют Джорджа Гаррета, с которым Оруэлл встретился в Ливерпуле, одаренного писателя, моряка, портового рабочего, коммуниста и активиста: которого сами обстоятельства его жизни — существование на пособие по безработице, с женой и детьми, ютясь в двух комнатах, — не давали возможности попытаться создать крупное произведение. Получается, литературная жизнь Оруэлла с самого начала воплощала некие неопределенные буржуазные ценности».

Это просто удивительно. Оруэлл действительно встречался с Гарретом в Ливерпуле в 1936 году и был весьма впечатлен, обнаружив, что уже знаком с ним по его работам — выходившим под псевдонимом «Мэтт Лоу» — в журнале Джона Миддлтона «Адельфи». Он пишет в своем дневнике:

«Я убеждал его написать автобиографию, но он находил невозможным, живя, как правило, на пособие по безработице, в двух комнатах вместе с женой (которой я передавал собранный для его работы материал) и кучей детей, браться за любой требующий времени труд и мог писать только рассказы. Не говоря о чудовищной безработице в Ливерпуле, лично ему было практически невероятно найти работу, потому что его имя, как коммуниста, везде находилось в черных списках».

Таким образом, свидетельства, которые должны были бы пристыдить Оруэлла, были, оказывается, предоставлены не кем иным, как самим Оруэллом! Это немногим лучше другой привычки его недоброжелателей — нападать на него за произнесенные им цитаты так, будто слова эти принадлежат ему лично. (Мысль о том, что писатель должен иметь возможность «позволить» себе писательство, представляет собой нечто совершенно иное, и как идея — несколько «проблематична» (в модной терминологии новых левых). Если бы писательство могли позволить себе лишь буржуа, многие сочинения никогда не были бы написаны, а Оруэлл, для начала, никогда не встретил бы Гаррета).

Что же до «толп» черных и прочих цветных, мне кажется, я сказал по этому поводу достаточно. Оруэлл критиковал находящегося на пике популярности Ганди за то, что тот слишком полагается на «духовные силы», на непротивление злу, за то, что тот слишком пассивен в своей борьбе. Он громко возмущался тем, что во время освобождения Аддис-Абебы (столицы страны, раньше носившей название Абиссиния, а теперь — Эфиопия) от итальянских фашистов вначале был поднят «Юнион Джек», и лишь потом — абиссинский флаг. Он никогда не позволял своим читателям забывать о том, что они живут в империи, эксплуатирующей свои заморские колонии, написав однажды, что как бы Гитлер ни старался, он не смог низвести немецкий народ до презренного статуса индийского кули. И так далее в том же духе.