После того как вчера я упала в обморок в фотокопировальной комнате на работе, я пошла к врачу, в клинику на углу. Все девушки здесь ходят к нему, хоть я и не знаю почему! Он просто жуткий! Я не пойду туда снова. Рассказала ему о тошноте, головокружении и прочем. Не могу удержать в желудке еду. Думала, что у меня кишечная инфекция. Я ощущала себя так, будто он может увидеть все мои секреты прямо через кожу. Он спросил меня, была ли я сексуально активной, когда рассматривал мой палец без кольца. Самодовольный Хрен. И лицемерный. Все знают, что он путался с Сьюзен Бэйерс еще до ее диагноза. Он слишком молод, чтобы быть таким. Может, даже слишком молод, чтобы быть врачом? Он может съесть мои шорты. А−р−г−х, я ненавижу их. Врачей, я имею в виду. У меня от них мурашки.
Так что да. Я знаю, что вы уже догадались. Я тоже, хоть и не хотела в этом признаваться самой себе. Медсестра позвонила мне сегодня (на работу!) и сказала мне, что тест положительный. Не положительный в смысле хороших новостей, а положительный, как в «я — беременна».
Я БЕРЕМЕННА(!!!)
Я была (и сейчас так) в абсолютном шоке. Я практически девственница! Плюс, П. и я всегда были такими осторожными. Я пью таблетки, и мы используем презервативы. Ну, мы используем презервативы в большинстве случаев. Был случай на пляже после концерта, когда у нас его не было. И еще раз в моем «Сити Гольф», когда я получила этот ужасный синяк на левом колене от ручного тормоза, и мне пришлось надевать чулки на работу в середине лета. О, Боже! О, Боже!
Чудо-трагедия. Трагическое чудо. «Вот это да» − все, что мне удалось произнести в трубку. Вот это да. Я хотела сказать кое-что похуже.
Они хотели, чтобы я как можно быстрее встала на учет по беременности: пила витамины, наверное. Врач сказал что-то об ультразвуке и фолиевой кислоте. Кислота − это хорошо. Моя жизнь кончена! Я сказала, что не собираюсь возвращаться в клинику, а он попытался отправить меня к акушерке. Я просто положила трубку. Никоим образом, я не могу родить этого ребенка. П. подумает, что я пытаюсь поймать его в ловушку, заставить его уйти от жены.
Фиг с ним, с П., что я вообще буду делать с этим ребенком?!! Мне двадцать четыре года, я все еще новенькая в городе, и пытаюсь произвести хорошее впечатление на работе и на соседей. Это должно было стать моим новым началом, моим Большим Прорывом. Как я собираюсь объяснять, что я одна и у меня будет ребенок?
И, что более важно, что насчет заботы о маленьком спиногрызе? Кричащий малыш и грязные подгузники? Ни за что, я девушка−карьеристка! Это восьмидесятые, Бога ради! Я покинула дом, чтобы строить свою жизнь, а не связывать себя по рукам и ногам. Не для того, чтобы быть пьяной домохозяйкой. Я годами мечтала о химической завивке, деловом костюме, подходящих к нему туфлях, и о том, чтобы у меня был персональный компьютер. И о телефоне, которым смогу пользоваться задней частью ручки, чтобы не испортить свой новый маникюр. Почему, черт возьми, я настолько плодовита? Это проклятье!
Я не знаю, что делать. Я в ужасном стрессе и нет никого, с кем я могу поговорить об этом. Кроме Бекки, но тогда она подумает, что была права: Большой Город изменит меня. Вы можете представить себе, что она подумает обо мне теперь? Я не смогу рассказать ей об этом! Девушки в офисе замечательные, но я пока что ещё ни с кем не сблизилась. Кроме того, они все, очевидно, знакомы с П., а это слишком опасно. Может эти слова и будут звучать лицемерно, но я не хочу причинить боль жене П. Это ужасно. Я − плохой человек. Вероятно, это мое наказание. Как говорится, карма − та ещё сука.
Ещё и моя семья будет в полнейшем шоке. Я с лёгкостью представляю лицо отца. Он живёт в этой дурацкой реальности, где шестидесятых не было, и мы все ещё консервативны, как перед сексуальной революцией. Пожалуй, я такой и была, шесть месяцев назад.
Черт! Он моментально отречется от меня. И мама. Я стану сиротой.
Черт, черт, черт!!!
Такое ощущение, что мир вокруг меня рушится.
Я хочу спрыгнуть с моста! Я могу! Тогда, по крайней мере, я смогу отдохнуть. Мой разум сможет отдохнуть. В любом случае, кто будет по мне скучать?
Мне так плохо. Тревога, вина, утренняя тошнота: все это превращает мой желудок в посудомоечную машину. Я не могу есть. Я не могу спать. Я не знаю, что делать.
Я чувствую, что готова снова упасть в обморок.
Боже, помоги мне! Я не заслуживаю этого, но все равно помоги мне!
Глава 4
Кирстен вскрикивает, хватаясь за сердце.
‒ Боже правый!
‒ Меня называли и похуже, ‒ произносит, появившаяся перед ней, темная фигура. Верхнее освещение зажигается вновь.
‒ Какого хрена ты здесь делаешь?
‒ Хей. Так ты приветствуешь сына Всевышнего?
‒ Насколько мне известно, сын Бога не станет прятаться в темных коридорах в надувных мотошлемах.
‒ Откуда ты знаешь, будучи такой безбожницей? ‒ спрашивает Кекелетсо, уперев руки в бока. ‒ И благослови тебя, сестра, у тебя все еще грязный ротик.
Она держит в руках черную сумку.
‒ Ничего, если я перекантуюсь у тебя?