Почему ты не боишься меня? (СИ)

Но только её первая мысль совсем другая. Пусть и жестокая, садистская мысль. Ведь, если все и случится именно так, то значит, все это время он просто играл с ней в слепоту не замечая ее, отказывая порой, так грубо поучая. Говоря, что и вовсе не может быть ей, как женщиной заинтересован. И от этого даже как-то полурадостно внутри становится, хоть больно до рези в груди. От того, как он рвет ткань на ее бедрах, обнажая кожу, как зло смотрит, как остервенело впивается пальцами, как широко разводит девичьи ноги, подтягивая её к себе ближе. И пугают даже не его поступки или действия, пугает самое главное — её отсутствие ужаса где-то глубоко внутри. И Нанами даже не сопротивляется, просто смотрит с каким-то поражающим отупением на каждое его движение, на судорожный вздох, спадающие светлые волосы на лицо.

И тут приходит осознание, что даже сейчас он с ней менее жесток, чем мог бы. Чем может. Чем хочет. И в его прикосновениях к ее груди и телу есть что-то такое далекое от знакомой нежности. Это ведь потому, что она нравится ему. Что стала небезразлична. А он не может побороть в себе это чувство. И даже насилие над ее телом ему ничего не даст. Возможно, конечно он и сам это понимает, просто пытается спасти что-то внутри себя, то, что это чувство вытравляет. И словно хочет быть изувером, лишь потому, что должен им быть, потому что так принято. Но в глазах его так и стынет вопрос.

Почему ты не боишься меня?

Он заталкивает свой член в нее глубоко, сразу, с первого толчка, намеренно причиняя боль. Нанами кривится, шипит, как кошка, выгибаясь всем телом. И Лис замирает. Он словно ждет, когда ее ладони надавят ему на грудь, когда она ударит его по лицу, оставит смачный кровавый след. Демон тянет на себя ее бедра, бьется о них резче. Напряженный до невозможного, вот-вот и слышно будет, как затрещат сухожилия, вены под кожей. А у Нанами словно тело безвольное с глухими всхлипами из приоткрытого рта, слезы расчерчивают солеными дорожками кожу лица. И мужчина жмурит глаза, вдыхая и выдыхая, чувствуя, как слабые женские руки касаются его шеи.

Дура. Такая дура.

— Смотрю, я все же оказался первым, — шипит он, снова зло и ядовито, позволяя демонической сути клокотать глубоко внутри себя.

— Я всегда хотела, чтобы единственным в моей жизни был только ты, — отзывается женский голос, и чужие руки крепко обнимают его шею, позывая мужчину склониться ближе.

И лис точно каменеет, прекращая вбиваться в хрупкое тело под собой. Ладонями упирается в пол, замирая меж разведенных женских бедер. А у Нанами руки такие ласковые. Она пальцами ведет по его скулам, подбородку. И он не отстраняется, лишь чувствует, как тело все его с каждой секундой больше колотит. И сердце бьется, и трясет. Лицо его девушке кажется таким размытым. Это из-за слез. Нанами закусывает нижнюю губу. Сильно-сильно. И тихо всхлипывает.

— Томоэ, я люблю тебя.

Она обнимает его крепко, прижимает его голову к своей груди, путаясь тонкими пальцами в длинных волосах, все еще ощущая его член глубоко в себе. Конечно, у нее все саднит там, между ног. Конечно, больно. Но она ведь все понимала, когда решилась придти в его прошлое. Почти осознанно жертвуя собой. Нанами гладит Лиса по голове, прижимается губами к макушке, тихо плачет. Как самый настоящий ребенок, выброшенный в жестокий мир, так и не научившийся играть во взрослые игры, бесконечно спотыкающийся и падающий.

Томоэ поднимает голову медленно, аккуратно и долго долго так всматривается в заплаканное лицо, вытягивает руку, щек ладонью касается, стирая соленую влагу.

— Я…

— Знаю, — шепчет она, и почему-то улыбается. — Я все понимаю и не жалею. — Кивает зачем-то. — И очень сильно люблю тебя, — и ведь действительно улыбается. Так искренне и светло.

— Это правда? — вдруг спрашивает он.

— Да, — кивает она. — Правда. Конечно правда.

— Прости меня, — выдыхает так порывисто мужчина. — Боги, прости меня, Юкидзи. Я не должен был.

И вот тогда Нанами снова давит всхлип. Такой женский, тонкий всхлип. Щеки у нее вновь в слезах, блестящих даже в темноте комнаты и ночи. Все верно, ему ведь не может быть знакомо настоящее имя ее.

Он позволяет ей свести ноги и приподняться к нему на дрожащих руках, сев рядом. Замечая несколько капель крови на ее бедрах. И Нанами поспешно прижимает пальцы руки к его рту, не давая сказать лишнего слова.

— Не надо.