Справедливости и равенства, следовательно, первая фаза коммунизма дать еще не может: различия в богатстве останутся и различия несправедливые. Но невозможна будет эксплуатация человека человеком, ибо нельзя захватить средства производства, фабрики, машины, землю и проч. в частную собственность. Разбивая мелкобуржуазную неясную фразу Лассаля о “равенстве” и “справедливости” вообще, Маркс показывает ход развития коммунистического общества, которое вынуждено сначала уничтожить ту “несправедливость”, что средства производства захвачены отдельными лицами, и которое не в состоянии сразу уничтожить и дальнейшую несправедливость, состоящую в распределении предметов потребления “по работе” (а не по потребностям). Маркс не только точнейшим образом учитывает неизбежное неравенство людей, он учитывает также то, что один еще переход средств производства в общую собственность всего общества (“социализм” в обычном словоупотреблении) не устраняет недостатков распределения и неравенства “буржуазного права”, которое продолжает господствовать, поскольку продукты делятся “по работе”. <…> “Обещать”, что высшая фаза развития коммунизма наступит, ни одному социалисту в голову не приходило, а предвидение великих социалистов, что она наступит, предполагает и не теперешнюю производительность труда и не теперешнего обывателя, способного “зря” – вроде как бурсаки у Помяловского – портить склады общественного богатства и требовать невозможного. До тех пор, пока наступит “высшая” фаза коммунизма, социалисты требуют строжайшего контроля со стороны общества и со стороны государства над мерой труда и мерой потребления, но только контроль этот должен начаться с экспроприации капиталистов, с контроля рабочих за капиталистами и проводиться не государством чиновников, а государством вооруженных рабочих.
При таких экономических предпосылках вполне возможно немедленно, с сегодня на завтра, перейти к тому, чтобы, свергнув капиталистов и чиновников, заменить их – в деле контроля за производством и распределением, в деле учета труда и продуктов – вооруженными рабочими, поголовно вооруженным народом. <…> Все граждане превращаются здесь в служащих по найму у государства, каковым являются вооруженные рабочие. Все граждане становятся служащими и рабочими одного всенародного, государственного “синдиката”. Все дело в том, чтобы они работали поровну, правильно соблюдая меру работы, и получали поровну. Учет этого, контроля за этим упрощен капитализмом до чрезвычайности, до необыкновенно простых, всякому грамотному человеку доступных операций наблюдения и записи, знания четырех действий арифметики и выдачи соответственных расписок» (Ленин.
Поражает цинизм этого вождя революции. В его понимании народ – это только рабочие и крестьяне. Капиталисты, которые еще совсем недавно составляли передовой класс, – не народ. Интеллигенты, благодаря которым сформировалось национальное государство, которые обеспечили технический прогресс и развитие промышленности, науки, – не народ, это все – лишние люди. Напомним определение понятия «народ» в социологии. «Народ – в обычном смысле – население государства, страны; в историческом материализме это субъект истории, совокупность тех классов и социальных групп данного общества, которая является его основной производительной и преобразующей силой, главной движущей силой общественного развития. В более узком, конкретно-социологическом смысле народ – совокупность социальных групп, занятых в массовых видах деятельности в системе общественного разделения труда (прежде всего – в материальном производстве)» (
Отсюда видно, что в большевистской революционной идеологии изначально присутствует человеконенавистническая составляющая, поскольку огромные группы людей (бывшие капиталисты, военные, чиновники, интеллигенты, зажиточные крестьяне) становятся бесправными людьми второго сорта, которых можно без угрызения совести травить, давить, эксплуатировать и безнаказанно убивать. Работа «Государство и революция» была написана Лениным без малого 100 лет тому назад, накануне революции социалистической. Читая сейчас всю эту белиберду, поневоле удивляешься пристрастию Ленина к легковесным утопическим суждениям, словоблудию и демагогии. Оказывается, аналогичные мнения высказывались и в пору расцвета его политической и агитационной активности, о чем он сам упоминает в этой же работе: «Когда говорят о безрассудных утопиях, о демагогических обещаниях большевиков, о невозможности “введения” социализма, они имеют в виду именно высшую стадию или фазу коммунизма, “вводить” которую никто не только не обещал, но и не помышлял, ибо “ввести” ее вообще нельзя». Но мы же знаем, что именно КПСС предприняла такую попытку. Из всего этого становится ясным и то, что, затевая великую бучу, поднимая народ на революцию, большевики не знали, что их ждет после победы оной: авось куда-нибудь вывезет. Это означает, что «научный коммунизм» никогда не был наукой.