Читаем Почему властвует Запад... по крайней мере, пока еще полностью

Как показано на рис. 11.1, этот процесс не был ровным. Во введении к этой книге я предложил «теорему Морриса» (представляющую собой расширение одной из идей великого научного фантаста Роберта Хайнлайна), дабы объяснить ход истории в целом: «Причиной перемен являются ленивые, жадные и испуганные люди, которые ищут более легкие, более прибыльные и более безопасные способы что-либо делать. И они редко знают, что они делают». Я надеюсь, что доказательства, приведенные в главах 2—10, подтвердили это.

Мы уже видели, что люди постоянно экспериментируют, чтобы сделать свою жизнь легче или богаче, либо, когда обстоятельства меняются, стараясь сохранить то, что у них уже имеется. В результате их усилий в ходе этого процесса уровень социального развития обычно возрастает. Однако ни одна из великих трансформаций в отношении социального развития (происхождение сельского хозяйства, рост городов и государств, создание разного рода империй, промышленная революция) не была делом одного лишь экспериментирования. Каждая из них стала результатом того, что отчаянные времена потребовали отчаянных мер. В конце ледниковой эпохи охотники и собиратели стали настолько успешными, что стали оказывать давление на те ресурсы, которые их поддерживали. В результате дальнейших усилий с целью изыскать пищу некоторые растения и животные, которых они добывали, трансформировались в домашние, а некоторые из собирателей трансформировались в земледельцев. Затем некоторые земледельцы настолько преуспели, что стали, в свою очередь, вновь оказывать давление на ресурсы, и, чтобы выжить, в особенности когда климат был против них, они трансформировали свои деревни в города и государства. После этого некоторые города и государства настолько преуспели, что у них тоже возникли проблемы с ресурсами, и они трансформировались в империи — вначале сухопутные, а потом также властвовавшие над степями и океанами. Некоторые из этих империй повторяли данный цикл неоднократно, оказывали давление на ресурсы и превратились в индустриальные экономики.

История — это не просто «одна чертова штука за другой». Фактически история есть «это же самое старое». Это единый, грандиозный и неослабный процесс адаптации к миру, который всегда порождает новые проблемы, а эти проблемы требуют дальнейшей адаптации. На протяжении этой книги я называл этот процесс «парадоксом развития»: рост социального развития порождает те самые силы, которые его подрывают.

Люди повседневно сталкиваются с такими парадоксами и решают их. Однако время от времени этот парадокс порождает «твердый потолок», который поддастся воздействию лишь по-настоящему трансформативных изменений. При этом редко бывает очевидно, что надо делать, — не говоря уже о том, как это надо делать, — и, как только общество упирается в один из таких потолков, начинается своего рода гонка между развитием и коллапсом. Редко — возможно, что и никогда, — бывает так, что общество просто упирается в один из таких потолков и впадает в застой, и уровень его социального развития затем остается неизменным на протяжении столетий. Скорее, если общество не поймет, каким образом следует пробить этот потолок, его проблемы резко нарастают и выходят из-под контроля. При этом на свободу вырываются некоторые или все — как я их назвал — «всадники апокалипсиса». Это голод, болезни, миграции и крах государств, в особенности если они совпадают с изменением климата. Под их воздействием развитие пойдет по нисходящей, порой на столетия, — даже вплоть до наступления «темных веков».

Один из таких потолков появился на уровне около двадцати четырех баллов индекса социального развития. Это был тот самый уровень, на котором социальное развитие Запада после 1200 года до н. э. вначале забуксовало, а затем пережило коллапс. Однако наиболее важный потолок, который я назвал «твердым потолком», появляется на уровне около сорока трех баллов. Социальное развитие Запада уперлось в него в I столетии н. э., и затем произошел его коллапс. Социальное развитие Востока прошло тем же путем на тысячу или около того лет позже. Этот «твердый потолок» устанавливал жесткие пределы возможностей для сельскохозяйственных империй. Единственным способом пробить его стало использование запасенной энергии ископаемых видов топлива, как это сделали люди Запада после 1750 года.

Добавление социологии к биологии позволяет объяснить многое из картины истории, говоря нам, каким образом люди поднимали уровень социального развития, почему он рос быстро в одни периоды времени и медленно — в другие и почему он порой падает. Однако даже если мы соединяем их воедино, биология с социологией не говорят нам, почему Запад властвует. Чтобы объяснить это, нам нужна география.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917–1920. Огненные годы Русского Севера
1917–1920. Огненные годы Русского Севера

Книга «1917–1920. Огненные годы Русского Севера» посвящена истории революции и Гражданской войны на Русском Севере, исследованной советскими и большинством современных российских историков несколько односторонне. Автор излагает хронику событий, военных действий, изучает роль английских, американских и французских войск, поведение разных слоев населения: рабочих, крестьян, буржуазии и интеллигенции в период Гражданской войны на Севере; а также весь комплекс российско-финляндских противоречий, имевших большое значение в Гражданской войне на Севере России. В книге используются многочисленные архивные источники, в том числе никогда ранее не изученные материалы архива Министерства иностранных дел Франции. Автор предлагает ответы на вопрос, почему демократические правительства Северной области не смогли осуществить третий путь в Гражданской войне.Эта работа является продолжением книги «Третий путь в Гражданской войне. Демократическая революция 1918 года на Волге» (Санкт-Петербург, 2015).В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Леонид Григорьевич Прайсман

История / Учебная и научная литература / Образование и наука