Почему жирафы не стали людьми и другие вопросы эволюции

Ещё одна напасть – куньи Mustelidae. В олигоцене они представлены, например, французскими Mustelictis olivieri, M. piveteaui и Corumictis julieni. Эти твари мало того что быстро лазают по деревьям, так ещё запредельно энергичны и совершенно не имеют тормозов – ничего не боятся и всегда идут до конца. Может показаться, что куница обезьяне или косуле не угроза, но современная харза легко убивает и макаку, и лангура, и оленя, а олигоценовые приматы и копытные были попроще современных.

Единственная радость – кошки, стеноплезиктиды и куницы появились в Евразии, тогда как наши предки сидели в Африке. С другой стороны, возможно, примитивные приматы исчезли из Евразии не только по причине изменения климата.

На земле мезонихий заменили креодонты Creodonta – с огромными челюстями и короткими лапами; идеальным примером может служить Hyaenodon horridus. На деревья они в большинстве своём забираться не умели, но предков жирафов терроризировали вполне успешно.

* * *

Конкуренты людей и жирафов в олигоцене заметно выросли в размерах. Несть числа версиям копытных олигоцена. Они уже вполне узнаваемы, но всё ещё достаточно экзотичны. Кроме первых хоботных Proboscidea, весьма успешными оказались парнокопытные Artiodactyla и непарнокопытные Perissodactyla. Две эти группы соревновались в освоении листьев и трав, причём делали это альтернативными способами: парнокопытные совершенствовали в основном желудок, который в самом развитом варианте у жвачных стал четырёхкамерным, а непарнокопытные – кишечник, в коем несказанно увеличенная слепая кишка стала вторым и даже главным желудком. Парнокопытная версия позволяет получать из травы намного больше полезных веществ, зато непарнокопытная работает быстрее. Поначалу парнокопытные с их более сложной конструкцией отставали, а простые и незамысловатые непарнокопытные вырвались вперёд. В олигоцене возникло много альтернативных линий – родственников лошадей, тапиров и носорогов. Наилучшим примером может служить Hyracodon nebrascensis – небольшой зверь, сочетающий черты всех указанных животных. Лошаде-носорого-тапиров стало много, они быстро стали стадными, а через то начали развивать какой-никакой интеллект. Соревноваться с ними предкам жирафов было нелегко.

Жирафы в кустах

Люди олигоцена – первые узконосые обезьяны. Лучше всего они известны из Северной Африки, где, например, жил Aegyptopithecus zeuxis. Эти обезьяны достигли размера современной мартышки, хотя были ещё совсем примитивны. Крайне примечательно, что их зубы эволюционно обгоняли конечности и уж подавно мозги. Собственно, из-за продвинутого строения зубов – они уже окончательно перешли на фрукто-листоядность – их и считают уже ранними узконосыми. В то же время в строении рук и ног было ещё множество черт полуобезьян, а мозг едва достиг кошачьего размера – 14,6–27 см³ – и по строению лобной доли и обонятельных луковиц был на уровне лемуров, ведь ранние узконосые были по-прежнему древесными бегунами, причём заметно менее прыткими, чем их потомки. Впрочем, выраженный половой диморфизм египтопитеков (а мы точно об этом знаем, так как найдены черепа и самцов, и самок, и детёнышей) говорит о некотором усложнении поведения.

Но враги и конкуренты требовали перемен.

К концу олигоцена проблема хищников решилась двумя противоположными способами: ускорением и увеличением, реализовавшимися у мартышкообразных и человекообразных. Поначалу, конечно, разделение было вовсе неочевидно: последний общий предок Saadanius hijazensis, древнейшая мартышкообразная обезьяна Nsungwepithecus gunnelli и древнейшая человекообразная Rukwapithecus fl eaglei были примерно одного размера – около 12 кг. Судя по удлинившейся морде и увеличившимся клыкам сааданиуса, его поведение изменилось в более иерархичную и агрессивную сторону по сравнению с египтопитеком. В дальнейшем же история начинает ветвиться.