Почерк дракона

Но он великолепно понимает, что все равно завтра придется делать то, что прикажет ему Арсений Ильич. Все равно. Так, может, подождать, что именно ему прикажет хозяин? И это позволит понять, чего хозяин хочет?

Шатов достал из кармана ключ. Покрутил его в руке. И остановился. Он забыл этаж.

Так и должно было случиться. С ним всегда именно так и происходит. Он забыл ее этаж. Третий или четвертый? Нельзя же ходить по квартирам и тыкать в дверь ключом. Что же делать?

Ехать на проспект Индустрии. А потом искать ее в аптеке? Она сказала прийти сюда.

Шатов вошел в подъезд. Медленно поднялся на второй этаж, прислушиваясь к своим ощущениям. Запах? Он помнил только, как пахнет ее тело – легкий запах сирени. Что еще? Что?

Свет горит только на первом этаже. На остальных – полумрак. Он не обратил внимания ни на цвет двери, ни на номер квартиры.

Третий этаж. Не здесь. Или все-таки эта дверь? Однокомнатной квартиры. Прямо. Или нет?

Ну, нельзя же быть таким идиотом. Нельзя. В него стреляли? Ну и что? Он убегал сквозь ночь? Ну и пожалуйста, только это не дает ему права забыть…

На лестнице четвертого этажа кто-то сидел. Прямо на ступеньках. Шатов вздрогнул. Потом присмотрелся и сел рядом.

– Извини, – сказал Шатов, – я забыл номер квартиры. Но я пришел. Хочешь, я открою замок?

– Не сможешь, Евгений Шатов, – жалобным голосом сказала Вита и прижалась лицом к его плечу.

– Ты уже сменила замок?

– Я дура, – заплакала Вита, – я в темноте спутала и отдала тебе ключ от аптеки. Я так испугалась, что ты не сможешь открыть дверь…

– Ты бы так и сидела? До утра? – комок подступил к горлу.

– Не знаю. Я когда поняла, что… Я ничего не соображала. Я просто хотела тебя дождаться. Правда, я дура?

– Никто, слышишь – никто, – Шатов осторожно поцеловал Виту в солоноватые от слез губы, – никто не смеет называть мою любимую женщину дурой. Никто и никогда.

– Даже твоя любимая женщина? – еле слышно спросила Вита.

– Она – в первую очередь. И дай мне, пожалуйста, ключ.

Глава 8

Проснувшись, Шатов не стал открывать глаза. Опущенные веки отгораживали его от реальности, от необходимости принимать решения и от необходимости выполнять приказы. В детстве он точно также любил лежать по утрам до тех пор, пока к кровати не подходила мама.

И это было необыкновенно приятно. Мама иногда осторожно касалась его щеки, а иногда будила его строгим голосом, но всегда, каждый раз его сердце сладко замирало, в предвкушении.

Потом он открывал глаза, вспоминал о всех трудностях, ожидающих его впереди, расстраивался или злился на то, что пришлось вставать… Но это было потом.

Он еще не проснулся. Что из того, что он лежит сейчас и разговаривает сам с собой? Глаза он еще не открывал, а это значит, что сон продолжается. Ему просто снится, что он лежит с закрытыми глазами и разговаривает сам с собой о том, что лежит… И так далее.

Шатов улыбнулся. Странно, но первое, что пришло в голову после пробуждения, был разговор на лестнице. Не приступ, не избиение Васи, не стрельба, не…

Ну вот, досадливо прикусил губу Шатов, вспомнил. Зачем? Ведь еще можно было лежать, наслаждаясь предвкушением…

– Евгений Шатов, ты знаешь, что стонешь по ночам? И очень страшно стонешь. Будто умираешь.

– Не знаю, – не открывая глаз, ответил Шатов, – в последнее время некому было контролировать меня в это время суток.

– Вы хотите мне сказать, что я единственная женщина, которая покусилась на это тело?

– Я не хочу вам этого сказать. Я хочу вам сказать, что за последнее время – довольное длительное – вы единственная женщина, которая рискнула остаться со мной на ночь.

– Что значит остаться? – возмутилась Вита. – Это я вам разрешила со мной остаться.

– Вита, – Шатов открыл глаза, – тебе не кажется, что у нас с тобой может выработаться скверная привычка врать друг другу по утрам? Мне кажется, что это не очень хорошая основа для длительных отношений.

Вита осторожно присела на край дивана в ногах Шатова:

– А кто вам сказал, что у нас будут длительные отношения?

– Никто, – честно признался Шатов, – это я сам придумал. Только сейчас.

– А мое мнение тут не учитывается?

– Зачем? Как было сказано в «Домострое» – жена да убоится мужа своего.

– Жена… Мужа… – Вита покачала головой.

– Не понял… – протянул Шатов, садясь на постели, – это после того, что ты со мной этой ночью сделала… После того, как я отдал тебе самое дорогое, ты не хочешь выполнить долг любого порядочного человека?

Вита молча рассматривала Шатова. Очень спокойно.

– Что? – возмутился Шатов, – Ты решила надругаться надо мной, а потом… Не выйдет, милая. Я внимательно читал документы о феминистках, так вот они придумали замечательный термин – посткоитальное несогласие. То есть я в принципе был согласен заняться любовью, а после передумал. И подал на тебя в суд за изнасилование. Ты сядешь, радость моя.

– И на кого ты будешь подавать в суд? Ты даже фамилии моей не знаешь, Евгений Шатов. Ты настолько неразборчив в связях, что даже не поинтересовался ни фамилией, ни возрастом. Ты – мужчина легкого поведения, Евгений Шатов.