Почетные арийки

В сопровождении двух немецких солдат она вошла в здание, на котором висело изображение свастики. Надо быть сильной. Несмотря на охватившее ее волнение, она пыталась обдумать, что будет говорить. В голове все смешалось, она чувствовала, как силы покидают ее. В большом коридоре она наткнулась на заключенного, которого вели под руки двое солдат. Или скорее тащили, словно разболтанную марионетку, поскольку тот не мог держаться на ногах. На его опухшем лице виднелись следы множества ударов. Правый глаз заплыл. Нижняя губа разбита. Рубашка усеяна бурыми пятнами, шея покрыта порезами, из которых все еще сочилась кровь. В некоторых местах кожа была содрана, как после ожогов. Охваченная ужасом, Сюзанна лихорадочно поднималась по ступеням парадной лестницы, ведущей на верхние этажи. До ее ушей доносились душераздирающие вопли, практически не заглушаемые тонкими стенами. Голова наполнилась криками невидимых жертв этих мучителей. Жестокие, ужасные образы рождались в ее сознании.

Ее проводили в комнату с высоким потолком. За пишущей машинкой в углу сидела секретарша, занятая подпиливанием ногтей. Едва взглянув на посетительницу, она указала ей на кресло перед большим письменным столом из красного дерева. Сюзанна несмело оглянулась по сторонам. На стене висело знамя со свастикой, рядом с ним — портрет фюрера, который смотрел на нее безжалостным взглядом, словно угрожая. Внезапно в комнату вошел офицер. Его форма была покрыта разнообразными нашивками, а на груди в два ряда выстроились медали и ордена. От неожиданности Сюзанна вскочила со своего места. Военный сел за стол и жестом пригласил ее вернуться в кресло. Ему было около сорока, светло-каштановые волосы, зачесанные назад, обрамляли заостренное лицо с яркими голубыми глазами. Он предложил Сюзанне закурить, она отказалась. Тогда он вставил сигарету в мундштук из слоновой кости и изящным движением щелкнул золотой зажигалкой. Его взгляд скользнул по столу. Пристально глядя на удостоверение личности Сюзанны, он выпустил в воздух струйку дыма и заговорил, чеканя слова:

— Графиня фон Сован фон Арамон… Какую честь вы мне оказываете, фрау графиня, приехав встретиться со мной, — слащаво добавил он. — Или, возможно, я обязан этим визитом фройляйн Штерн? — продолжил он язвительно, вглядываясь в лицо собеседницы своим орлиным взором.

И без того подавленная перспективой допроса, Сюзанна попыталась собраться с силами. Стараясь держаться холодно и бесстрастно, она кратко и четко отвечала на каждый вопрос. Через полчаса в холле особняка на улице Барбе-де-Жуи зазвонил телефон. Прошел еще час, прежде чем в здание, где располагался отдел гестапо по еврейским вопросам, вошел Бертран. Его проводили в небольшую комнату на первом этаже. Он не сразу узнал свою жену, сидящую в полумраке. Ее шляпа лежала рядом, на лице застыло незнакомое выражение. Когда он подошел к ней, она вздрогнула. Ему показалось, что она сейчас закричит. Он взял ее за руку. Она покорно позволила вывести себя из комнаты. Выйдя на улицу, граф и графиня д’Арамон направились вверх по авеню Фош. Ледяной ветер гонял листья по тротуару. Сюзанна по-прежнему молчала. Бертран не решался заговорить. В этой гнетущей тишине они словно стали друг другу чужими. Оба были сбиты с толку, обоих обуревал тупой, неконтролируемый страх. Он привел ее домой. Сюзанна не противилась — она вела себя отрешенно, словно ее тело не принадлежало ей или в нем не осталось жизненных сил.

Бертран проводил ее в комнату. Сюзанна попросила его не включать свет и легла на кровать, очертания которой виднелись в полумраке. Граф сел на стул у ее изголовья. Сюзанна не прогнала его. Она приняла его присутствие с безразличием, не глядя на него… да, именно с безразличием. Он смотрел на нее, не решаясь прикоснуться. Она дышала медленно, как ребенок. Он улавливал запах ее духов, смешанный с ароматом ее кожи.

Никто так и не узнал, что произошло в том кабинете и через что она прошла. Они никогда не говорили об этом.

23

Париж, март 1943 года. После заключения в тюрьме Турель от прошлой Марии-Луизы — величавой и уверенной в себе — не осталось и следа. В ее душе произошел какой-то переворот, последствия которого она еще не до конца осознала. Когда Мария-Луиза вернулась домой, ее из деликатности почти ни о чем не расспрашивали. И это было к лучшему — ей не хотелось рассказывать родным подробности своего заключения. Как описать словами шок, пережитый ею в момент ареста? Как передать последовавший за этим ужас и смешанные чувства стыда и унижения, которые ей довелось испытать? Ее дочери и сын выросли в привилегированном мире, как и она сама. Тому, что она пережила, не было места в этой вселенной. Попав в тюрьму, она столкнулась с параллельной реальностью, достойной самых жутких кошмаров, о которой не стоило упоминать.