На страницах работ Марра, о которых сейчас идет речь, нет ни одного сталинского критического замечания, обычного «ха-ха» или грузинского — «хе» («бревно», «дерево», то есть аналогично русскому — «дубина»). Это подкрепляет предположение о том, что Сталин знакомился с указанными работами до событий 1949 — начала 1950 года. Но одно место все же и тогда покоробило вождя, отметившего текст, в котором академик жеманно покритиковал себя в третьем лице за давнюю незначительную ошибку[283]
. И еще, если в «Извлечении из свано-русского словаря» Сталин дважды подчеркнул слово «дьявол», то в работе об абхазском языке он отметил одинаково звучащее для сванов, осетин и чеченцев слово Бог — «Dal»[284]. Это пока все, что можно сказать о непосредственном знакомстве Сталина с произведениями Марра до принятия решения о начале дискуссии 1950 года.Борьба живого и мертвого
XVI съезд партии стал поворотным в судьбе Марра. Его облик запечатлевали известные фотографы, художники и скульпторы. Его именем стали называть научные и учебные заведения. После XVI съезда, как это часто случалось во все времена, а в советское особенно, аутсайдер в одночасье стал официальным лидером, полноправным вождем всей науки о языке и мышлении. Отныне и на многие годы молодых ученых — языковедов готовили почти исключительно в Институте языка и мышления АН СССР, поскольку других лингвистических центров на территории СССР практически не стало. Сразу же после съезда Марра, единственного из академиков старой формации, приняли в члены ВКП(б), а вскоре он стал членом ВЦИК. Как новоявленный научно-партийный бонза, он теперь считал необходимым ссылаться и на классиков марксизма, на Ленина и на Сталина. Но советский метод цитат и начетничества он так и не освоил. Пытался. В архиве Марра сохранилось несколько текстов, посвященных взглядам классиков марксизма-ленинизма-сталинизма на язык и мышление[285]
. Какие-то из них были опубликованы, а зря — эти «работы» производят удручающее впечатление. Сделанная в свое время подсказка Луначарского на пользу не пошла. Очень скоро, по обычаю того времени, к Марру были приставлены бойкие писаки, легко справившиеся с поставленной задачей[286]. В последние годы жизни Марр пытался организовать из своих разрозненных работ, публикаций и лекций что-то более или менее целостное. Все попытки свелись к механическому соединению совершенно разноплановых текстов, повторявших много раз опубликованные фрагменты и примеры. Просматривая эти громоздкие конгломераты, трудно отделаться от ощущения, что к старости Марр начисто лишился способности работать систематически. От прежних озарений не осталось и следа.После XVI съезда, в 1931 году, хвалебные слова Покровского в адрес коллеги были процитированы в первом издании Большой Советской энциклопедии, в разделе, посвященном «яфетической теории Марра». Этот шестьдесят пятый том БСЭ сохранился в архиве-библиотеке Сталина. Спустя почти двадцать лет, возможно, ближе к 1950 году, Сталин отметил карандашом цитату из статьи Покровского прямо на полях страницы сразу тремя вертикальными чертами, что говорило о его особо пристальном внимании к ее тексту[287]
.В 1928 году «Правду» еще редактировал Н.И. Бухарин, который через десять лет был расстрелян. Незадолго перед своим процессом Бухарин, согласовав вопрос со Сталиным, выступил застрельщиком разгрома исторической «школы Покровского». С тех пор Покровского много лет громили за гробом, посмертно. Так что в 1950 году Сталин тремя резкими карандашными чертами на странице энциклопедии символически отметил тройную «тень» ошельмованных им покойников: Бухарина, Покровского, Марра. Из них Марр был наименее значительной фигурой, ему и досталась третья, самая коротенькая карандашная отметина вождя. Однако в 1950 году Марру, его загробной тени, парадоксальным образом еще только предстояло взойти на посмертный эшафот. Так произошла достоверная третья, теперь уже посмертная «встреча» Марра с живым Сталиным.