Сталин еще в начале 30-х годов был знаком с некоторыми идеями Марра и знал о той критике, которой подвергается яфетическое учение как «справа», так и «слева», но все сделал для того, чтобы оно стало единственно «марксистским». В феврале 1929 года в Коммунистической академии прошла так называемая «поливановская» (по имени языковеда Е.Д. Поливанова) первая лингвистическая дискуссия, а затем в октябре — декабре 1930 года вторая дискуссия в той же академии, организованная «языкофронтом». Сами по себе обе эти дискуссии были знаками того, что в высших эшелонах власти не было полного единодушия по отношению к учению Марра как к единственно марксистскому. Различные кланы пока еще «поставляли» власти тех, кто в принципе мог бы официально представлять «марксистское» направление в области истории и теории языка и мышления. Сходные процессы шли и в других областях науки и культуры. Марра, скорее всего, поддерживала линия: Н.И. Бухарин, А.В. Луначарский, М.Н. Покровский, М.В. Фриче, а также часть старых академиков. Возможно, не все из перечисленных все еще очень влиятельных в то время людей искреннее сочувствовали Марру.
Поливанов был вызван в Москву 1926 году из Средней Азии тогдашним руководителем РАНИОНа (Российская ассоциация научно-исследовательских институтов общественных наук) академиком Фриче. Через два с небольшим года, в 1929 году, в Комакадемии, руководимой Покровским, с которым, как мы видели, Марр был очень дружен, Поливанов выступил с разгромным и тщательно аргументированным докладом по поводу «нового учения». Без всякого сомнения, это была заранее подготовленная акция. Самым интересным было то, что Поливанов своим выступлением фактически попытался перехватить у Марра главенство в «марксистском» языкознании. Но, в отличие от Марра, он не стал огульно отрицать все предыдущие достижения «буржуазной» компаративистики, а, напротив, рассматривал ее достижения как плодотворный подготовительный этап к лингвистике «марксистской». Конечно же, он отрицал четырехэлементный анализ и большинство залихватских формулировок и характеристик Марра. Но если смотреть из сегодняшнего дня, то без труда обнаруживается, — в главном взгляды Поливанова и Марра не противоречили друг другу, а, напротив, имели много общего. Так же как Марр, Поливанов говорил о рождении речи в результате социальной коммуникации, которая необходима «для связанного кооперативными потребностями коллектива»[239]
. Как и Марр, он рассматривал речь в качестве одного из «видов трудовой деятельности»[240]. Применяя более корректную терминологию, Поливанов говорил не о «схождении» и «расхождении» языков, а о процессах «гибридизации» и «метисизации» языков, «типичных для эпох товарного хозяйства», что, по сути, одно и то же[241]. Признавая заслуги компаративистики, он также говорил о том, что она оставила за бортом социолингвистические проблемы. Более осторожно, но и он говорил о необходимости изучения семантических сдвигов, происходящих в революционные эпохи[242]. Короче говоря, Поливанов трезво и обстоятельно попытался навести мосты между европейской наукой и наукой советской. Свое кредо он выразил так: «Работа над созданием марксистского языкознания должна выражаться не в виде похоронного шествия над гробом естественно-исторической лингвистики, а в построении новых лингвистических дисциплин на том фундаменте бесспорных фактов и положений, которые даны лингвистикой как естественно-исторической дисциплиной»[243]. Но именно это и не получило официальной поддержки. Организованным большинством выступавших (включая Фриче) идеи Поливанова были отвергнуты, его подвергли остракизму, и он был вынужден вернуться в Среднюю Азию[244]. В 1938 году Поливанов погиб в сталинских застенках, но ни марристы, ни, конечно, сам покойный Марр не имели никакого отношения к его гибели[245]. Я не исключаю того, что тогдашним руководителям-сталинистам не понравился не только научный академизм одного из талантливых советских лингвистов, но и то, что в 1917–1918 годах Поливанов в качестве переводчика принимал участие в издании тайных договоров царской дипломатии, осуществлявшихся по инициативе Троцкого и при участии знаменитого матроса Маркина. Вступив в партию в 1919 году, он был исключен во время сталинских чисток. После разгрома марризма и смерти Сталина имя Поливанова вернулось в советскую науку. Марр в «поливановской» дискуссии официально не участвовал, но он, без сомнения, пристально следил за ее ходом: в архиве Марра сохранилась стенограмма этого мероприятия.