Почта св. Валентина

Взглянув на новые лица в аэроклубе, Стемнин понял, что и здесь замену Вике ему не найти. Не то чтобы в группе не было привлекательных женщин. Три парашютистки были очень даже ничего, но ни одна из новых знакомых не пожелала бы утешать его, церемониться с израненной душой. Все девушки были полны решимости начать жизнь заново и выполнять собственные желания, а не вслушиваться в чье-то нытье. Поняв, что жалости не дождешься, бывший преподаватель приободрился.

Прыгая на пол, следовало удержать сжатыми коленями цепочку. Ноги стискивать посторонние предметы не хотели, а стремились, наоборот, найти за время прыжка правильное, устойчивое расстояние для наилучшего приземления.

– Эй, как вас там! Вы что, сами себе парашют? Восходящие потоки вас вверх протолкнут. Как пузырек из болота.

Инструктор Николай вообще любил выражаться красочно. Потом будущих парашютистов подвешивали на какой-то прямоугольной то ли дыбе, то ли шведской стенке, где они учились дергать за клеванты. Выходили во двор и опять прыгали с цепочками с высоты в полтора метра, учились валиться на снег.

– Прыжок под углом сорок пять градусов. Отсчитываем три секунды. Как отсчитываем, Лена?

– Сто один, сто два, сто три.

– Причем не скороговоркой. Запомните! В прыжке восприятие времени абсолютно другое. Сначала кажется, время уплотнилось, живешь на опережение. А метров за триста до земли скорость недооцениваешь. Уже успел привыкнуть к высоте.

Утром в воскресенье группа собралась на маленьком аэродроме Крятово примерно в десяти километрах от Чехова. Многие добирались до места на личном транспорте, а троих, в том числе Стемнина, привез на клубном обшарпанном «фольксвагене» Николай. В холодном салоне Стемнин ежился до крупной дрожи оттого, что не выспался и от тревожных предчувствий. Впрочем, глядя на заснеженные поля, перелески, начерченные на небе елки ЛЭП, он успевал одновременно и радоваться, что способен теперь беспокоиться из-за чего-то нового.

Из лесу выпрыгнули несколько домиков, напоминающих корпуса летнего лагеря. Черная река взлетной полосы перечеркивала белое поле. Радар, закрепленный на кабине военного грузовика. Несколько красно-белых метеозондов. Пять самолетов, три из которых скрыты под припорошенным брезентом. Те, что не прятались под тканью, дышали на ладан, и тревога Стемнина сменилась полноценным страхом. Возможно, именно оттого знакомые лица показались ему родными, даже любимыми. Все товарищи по группе были взвинченно веселы: смех помогает сохранить лицо. А улыбкам помогали и инструктор Коля, и приклеенные к борту салона мрачные картинки. На одной парашютист и смерть с косой показывали друг другу средний палец, причем палец смерти состоял из одной-единственной косточки. Николай балагурил:

– Если повезет, увидите, как снежинки родятся. Будете трогать облако, не снимайте перчаток.

Закудахтал мотор, задраенная дверь отсекла льдину света, и «кукурузник» двинулся к началу взлетной полосы. Стригущее фырканье пропеллера перешло в бодрый рев, самолетик поскакал по недлинной асфальтовой реке и, запрокинувшись, пошел бурить высоту. Николай дважды проверил парашютную амуницию и шлемы. Стемнин беспокойно поглаживал увесистый мешок с запасным парашютом. Говорят, парашюты складывают совсем юные девчонки, которые пока не допущены к прыжкам.

Круглые красные и зеленые шлемы напоминали спичечные головки. Парашютистов рассадили по весу – от тяжелого к легкому. Стемнин прыгал четвертым. Салон то и дело серо озарялся вспышкой: две девушки непрерывно фотографировали рядком сидящих товарищей, друг друга и себя.

– А правда, у кого не раскрывается ни основной, ни запаска, у того раскрываются крылья?

– Правда, Надя. Если ты хорошо вела себя при жизни.

Смешки.

– Николай! Сколько надо прыгать в тандеме, чтобы перейти к спортивным прыжкам?

– Ты, Света, как начнешь со мной в тандеме летать, потом одна не захочешь.

– А вы не слишком самонадеянны?

– Приготовились. Олеся, давай! С тебя все будут пример брать.

Инструктор открыл дверь, внутрь прорвался морозный свет и очищенный рык пропеллера. По куртке Николая побежали пузыри. Раздался двойной гудок.

– Николай Алексеич, голубчик, миленький, я чувствую, что не готова. Можно, я сегодня пропущу? – закричала Олеся, богатырского сложения девушка, которая должна была прыгать первой.

– Олеся, ты подойди да посмотри. Со второго этажа прыгать страшней, – поманил ее инструктор.

Звякнул крючок о поручень, девушка что-то сказала уже из дверей, но слов ее не было слышно, и сама она исчезла.

– Второй пошел. Надя, приготовиться.

«Если разобьюсь, по крайней мере и эта любовь разобьется вместе со мной, – подумалось Стемнину. – Хорошее дело – летать». Не прошло и минуты, как он оказался у открытой двери. Он увидел желтый парашют Нади, лопочущий и трясущийся далеко внизу. Воздух стал силой лепить из его лица какое-то другое. Внизу белели пустые зимние поля, на которые оседали шелковые маки куполов. «Ну, прощай, дура!» – пробормотал Стемнин неслышно и засмеялся.

– Пошел!