Пауз между репликами больше не было. Девушка не скрывала интереса. Все ее вопросы сводились к одному: господи боже, неужто она сподобилась разговаривать с самим Сергеем Соловцом? Ульяна расспрашивала про дворников и «Амели», про подруг и Кавальи. Она горстями ссыпала в конверт шпильки, пропустив момент, когда обстрел колкостями превратился в иглотерапию флирта. Он отвечал радушно и уклончиво. Например, Кавальи – тонкий дизайнер, но лично он предпочитает на подиуме и на сцене одежду, которую раньше чем через сто лет никто не наденет. Или которую уже не носят минимум сто лет. Из реплик Соловца можно было заключить, насколько хорошо он осведомлен в кино, музыке, моде, литературе, но оставалось совершенно непонятно, кто же он такой.
Ульяна пыталась вспомнить, что этот человек рассказывал о себе раньше, как ее нашел, видела ли она его фото до журнала. Почему-то ничего не вспоминалось, только глупая радость без причин. Иногда Ульяна вскакивала, совершала танцевальный прыжок и снова бежала ловить желтые конверты.
Тем временем отправитель неторопливых ответов танцевал твист, не вставая со стула. Директор Департамента писем в демоническом упоении щелкал клавишами: переписка опять перешла в его руки. Лицо Стемнина было озарено бледным огнем экрана. Тонкими пальцами он выуживал из путаницы тонкостей нужные слова, сцеплял их в созвездия фраз и выстреливал ими в темноту, на другой конец города ровно в то мгновенье, когда девушка готова была взорваться от нетерпения. Он был медиум, улавливавший тончайшие колебания настроений двух людей, он заплетал воли в непобедимое притяжение. С каждым новым шагом диалога казалось, что кто-то не выдержит, бросится звонить, ловить машину, помчится навстречу другому.
– Уже половина первого, – жалостно протянул Соловец. – Может, уже спросить про субботу?
– Немного терпения. Пять минут. Семь-восемь реплик, и все решится, – с холодным величием изрек Стемнин.
Но он ошибся. В ту самую секунду, как он произносил слово «терпение», под окошком появилась надпись:
– Пауза. Пауза! – шипел Стемнин, пока музыкант рвал у него из рук клавиатуру и дрожащими пальцами впечатывал:
–
Он умоляюще глянул на Стемнина, тот милостиво кивнул. Буквы перелетели в верхнее оконце, теперь никакая сила не могла их вернуть.
–
Все-таки перед тем, как отправить это слово, она молчала не менее трех минут. Ульяна была достойным соперником.
– Что ты творишь, Зорянова! – тихонько сказала она вслух и приложила ладони к горящим щекам, точно стараясь прихлопнуть два маленьких пожара.
Выйдя на кухню, где мать сидела перед телевизором с неподвижным, стянутым маской из голубой глины лицом, Ульяна сказала:
– Ма! В субботу я иду на встречу с классом. С Сенькой и Аглаей возиться не смогу. Но зато смогу, если надо, в воскресенье.
– Что значит «в субботу»? Сегодня четверг, считай. – Мать почти не шевелила губами. – Мы с Петей запланировали поехать в «Икею» за стеллажом. Нельзя было как-то заранее предупредить?
– Мама, все было под вопросом, Волчок тянула, я не виновата. И вообще, имею я право на общественную жизнь?
– При чем тут право? Мы семья, мы друг дружку поддерживаем, подстраховываем. Ты знаешь, сколько Петя работает…
– Вот я и прошу вас с Петей в кои веки: подстрахуйте меня! В воскресенье я отпущу вас хоть на сутки! Ну пожалуйста!
Мать чувствовала, что горячность дочери не очень-то вяжется со встречей одноклассников, но продолжать спор или выводить Ульяну на чистую воду не стала.
– Ну, раз так приспичило, – недовольно пробормотала она. – Поезжай. Проживем без стеллажа.
При свете телевизора маска на лице матери приобрела нежно-абрикосовый дрожащий оттенок.
11
Перебивая друг друга, у входа на ВВЦ гремело несколько разных музык. Мегафонный голос предлагал совершить увлекательное путешествие по территории ВВЦ. Две недовольные девчонки грызли семечки, держа под уздцы понурую лошадку-монголку. То и дело подъезжали большие междугородные автобусы, и гребень колоннады расчесывал на пряди реку входящих и выходящих людей.
Ульяна Зорянова в вишневом шелковом платье гордо оглядывала продавца воздушных шаров, тележки с мороженым под синими зонтами, стеклянные кубы с попкорном и сахарной ватой. Как в этом людовороте можно заметить человека, пригласившего ее на свидание? «На свидание», – повторила она про себя и нахмурилась. А зачем ей кого-то замечать? Пускай сам и ищет, кавалер.