Почта св. Валентина

– Карпыч, ты чего, дуралей! – донеслось с другой стороны, из-за шпалер. – Положь ружье, пока беды не наделал!

Где-то совсем близко зашуршали листья.

– Вот сейчас я научу кого-то вторгаться во владения! Уж они у меня попомнят, – пропел тенор справа. – А ну-тко выбирайтесь отсюда, пакостники!

Ульяна взвизгнула, подхватила в одну руку туфли, другой вцепилась в рукав Соловца, и они понеслись сквозь хлещущие ветки и запахи, взметая золотистые фонтанчики опилок.

– Стой! Стой, чумовая! – За спиной раздался оглушительный выстрел.

– В мякиш сомну! Сотру в какао-порошок! – проревел пьяный баритон, и вновь грянул выстрел.

Что-то мягкое, шелковистое защелкало в воздухе и настигло бегущих, путаясь в волосах и щекоча шею: сотни мотыльков обрушились на парочку, сбились в голубую стайку и прянули куда-то вбок.

– Мы по билетам! – истерически хохоча на бегу, пыталась крикнуть Ульяна преследователям.

– По расхитителям частной собственности прямой наводкой… Огонь! – прогнусил тенор.

Треснуло из ружья, и на беглецов невесть откуда обрушился теплый ливень розовых лепестков.

– Скорей, в машину! – выкрикнул Сергей. – От винта!

Верный джип рванул с места, а в заднее стекло застучали, зашуршали «белочки», и «мишки в лесу» – шрапнель последнего выстрела. Оглянувшись, Ульяна успела разглядеть три удаляющиеся фигуры: мужчину в пиджаке на голое тело и в голубых кальсонах, толстую бабу в соломенной шляпке и давешнего прожженного стариканчика – все трое грозно потрясали вилами, ружьем, невесть откуда взявшимся бразильским флагом и что-то кричали им вслед.

12

Машина проносилась сквозь зеленое мельканье. Понемногу возвращались приметы города: стеклянный аквариум автоцентра, кирпичные руины завода, окна дальних многоэтажек в просветах листвы.

Раскрасневшиеся, они говорили наперебой, смеялись, хлопали друг друга по плечу: не было и следа смущенной неловкости, какая обычно разделяет едва знакомых людей на первой встрече. Приключение сделало их товарищами и подарило главный из личных паролей – «а помнишь?».

Ульяна повернулась, чтобы взять с заднего сиденья сумку, и вдруг завопила:

– Серега! Серега! Глянь сюда!

– Что там такое? Я за рулем.

Нет, он должен был увидеть это своими глазами. Ульяна перегнулась к заднему сиденью и, раскрасневшись, поставила себе на колени плетеную корзину с заботливо уложенными персиками, абрикосами, инжиром и россыпями крупной черешни. Сергей не удержался от изумленного смешка.

– Слушай, я не понимаю, – сказала Ульяна, отдувая прядь волос, – они за нами гнались, стреляли, ха-ха-ха, чужой сад… И тут корзинка эта. Откуда? Ты собрал? Я не заметила что-то.

– Нет, я не собирал. Только собирался.

– Помнишь, я про брата и сестру говорила? А потом такая кутерьма пошла, мы побежали как по сковородке…

– Ты же меня все время видела. Да и корзинки у меня не было никакой.

– Значит, они нас прогоняли, хотели розами пристрелить, а тем временем подбросили нам подарок? Какая глупость! Какая отличнейшая глупость! – Глаза ее сияли.

Потом был подвальчик в чистопрудных переулках, который легко можно было осветить одной-единственной свечой, свежевыпеченные хлебцы в корзинке из бересты, до карего золота прожаренная форель, самоцветная прохлада в бокалах – обед без всяких прикрас. Но они были так голодны и веселы, что и еда была чудом и совпадением .

Разумеется, Ульяна понимала, что находится в самом центре грандиозного спектакля, и все, что творится сегодня, подстроено этим мальчиком. Как подстроено было и кофейное угощение, и шарики, и таймер на куртках дворников. Но кофе был настоящий, черешня тоже, а главное, настоящий был сам студент, какие бы миражи он ни затевал. Когда-нибудь она обязательно выведает все подробности, но не сегодня. Жаль только, что спектакль уже закончился. Или не закончился? Она внимательно посмот рела на Сергея Соловца, пытаясь прочесть в его лице, остались ли в запасе какие-нибудь сюрпризы, но не смогла. В любом случае, через час-полтора она должна вернуться домой.

Что же до студента, в чужом саду он понял, что в этом заговоре ему по душе роль заговорщика. Как только он принял для себя условие, что главный зритель – именно Ульяна и он отвечает за ее радость, ему уже не было страшно. Получится у них быть вместе или не получится – сейчас не главное. Главное – сделать все как можно лучше не для себя, а для нее. Соловец вспомнил, как Ульяна просила собрать гостинцы для брата с сестрой. Теперь для него это была не игра, не попытка завоевания девушки, но радость узнавания ее такой, какую нельзя не полюбить.

Притихшие, они вышли в узкий переулок, заполненный проточным солнцем. Их встретил теплый вечер, такой же спокойный, как они. Перешептывались листья за церковной оградой, две женщины в легких платьях прошли прогулочным шагом, точно возвращались с морского пляжа. Пахло нагретым за день асфальтом и свежестриженной травой.

– Когда ты дашь мне послушать свою музыку? – спросила Ульяна, коснувшись пальцами его руки.

Он посмотрел на часы, хотя, безусловно, понимал, что смотреть на часы во время свидания запрещено.