Почтальон

– Ты же знаешь, что полно, район неспокойный, граница рядом, одна контрабанда чего стоит, транспортный отдел перегружен. С зимы кто-то золотишко скупает, так представь, седмицу назад идёт поезд, а поручни впереди поменяли, паровоз перед границей встал, машинист решил поручни протереть от грязи, трёт их, трёт, чёрная краска сходит, а жёлтый металл проступает. Стоит этот паровоз в Пронцево и передом блестит, что купола, пять с половиной пудов чистого золота. Нашли субчика в депо, что переставил, не признаётся пока, правда, но никуда не денется.

– Вот! – Лессер скупо улыбнулся. – А с Сомовым, на мой взгляд, всё ясно. Есть бандит, которого агенты угро проморгали, никакой не политический, который днём агнцем прикидывается, на погранзаставе работает, а ночью сейфы чистит. Да, следили за ним, вот сущность его и проявилась. Грабёж, убийство милиционера, потом Прохорова зарезал из личной неприязни, слежку обнаружил, ну и Юткевича заодно. Может, он и сожительницу свою бывшую почикал и в щебёнку спрятал, разберёмся. Пусть те, с кем он связан, успокоятся, подумают, что ты их в покое оставил, тут мы их и накроем, но только когда уверены будем и вычислим всех. Главное-то, не как отчитаться, а чтобы от возмездия ни одна гнида беляцкая не ушла.

– Всё-таки думаешь, белогвардейцы окопались?

– Мне, Вацлав, фантазировать по должности не положено. Но сам посуди, граница рядом, вся шваль там сидит и видит, как нашему государству подгадить, а контрабандисты, они не только товар перевозят, наверняка и сведения добывают, и людей вербуют. Может, пора уже Особый отдел подключать, у Александра Игнатьевича сексоты свои, так ведь?

– Он это дело Сомова с самого начала листает, говорит, не проходит пока никто по его части, Травиным только интересовался, кто и откуда, но потом и это бросил, особистов этих не поймёшь, вечно игры какие-то шпионские. Резон в твоих словах есть, да и убийства вроде прекратились, весна, снег подтаял, я заставы кавалерией усилил, пятым и шестым эскадроном. Значит, грабёж с отягчающими?

– Тебе решать, я – следователь, и только фактами оперирую, а не домыслами. Факты я тебе изложил, есть доказанные преступления, есть только предположения. Если бы этого Сомова можно было два раза расстрелять, понятно, но жизнь поганая одна у него.

– Прокурору сам доложишь?

– Давай начистоту, Вацлав, прокурор любое дело примет, если органы считают, что человек виновен. А вот советский суд будет решать, в спецлаг Сомова отправить или к стенке поставить.

– Коварный ты, аки аспид, – начальник оперсектора рассмеялся. – Столько лет прошло, а привычки всё те же.

Лакоба после импровизированного допроса замкнулся, видимо, поняв, что наговорил много лишнего и личного, молча съел нехитрый обед – кормили в изоляторе плохо, улёгся на подушку и закрыл глаза. Травин его тормошить не стал, примостил подушки к стенке, уселся, постарался уложить в голове то, что ему таможенник наговорил. Было в его словах что-то такое, что цепляло за собой старую информацию, факты и домыслы крутились в голове, но в стройную логическую цепочку выстраиваться отказывались. Так что Сергей не стал на этом зацикливаться, их привезли в адмотдел утром, наверняка разговор прослушивали – в камере было две лампочки, одна якобы перегоревшая, с пустой колбой без намёка на спираль, вот в ней как раз скрывался микрофон. Он надеялся, что устроенный перекрёстный допрос Матюшин или кто-то другой услышал и сделал выводы.

Окон в камере не было, часы отобрали, так что за временем Травин мог следить только примерно. Восьми ещё не было, когда их с Лакобой вывели в дежурную комнату и вернули вещи. Всё, кроме кастета и пальто, их обещали отдать потом.

– Отпускают? – спросил Сергей.

– На дознание повезут, – дежурный сотрудник адмотдела показал, где расписаться в журнале, – а потом отпустят, так следователь сказал. Гражданин Лакоба, подойдите. Жалобы за время задержания были?

– Выше нос, Леонтий, – Травин подмигнул Лакобе, который на это только раздражённо поморщился, – на волю нас везут, прощай, кичман. Когда везут, товарищ?

– Сейчас подадут карету, – дежурный не сдержал улыбки, – машина у нас с норовом, новая, всё никак не привыкнет к ней водитель, жалуется, что заграничная лучше была.

Новой машиной был АМО-Ф-15 с крытым деревянным кузовом, в котором сделали две скамьи. Травина и Лакобу посадили рядом, надели наручники, напротив сели два милиционера, один совсем ещё молодой, второй – средних лет.

– Это обязательно? – Сергей потряс цепью.

– Не положено разговаривать, гражданин задержанный, – у молодого милиционера от волнения голос сбился.

– Хорошо. А петь можно?

– Нет! – милиционер попытался пригрозить винтовкой, чудом не попал по своему товарищу, который выругался.

Машина после моста свернула направо, на Советскую, и после крепостной стены повернула налево, на улицу Кузнецкую.

– ГПУ проехали, – вслух прикинул Травин, – слева Ботанический сад, значит, во вторую больницу едем, на опознание. Так, гражданин конвойный?

– Так, – ответил тот, кто постарше, а молодой только глазами зло зыркнул.