Почтальон всегда звонит дважды

– Иногда расстройство бывает из-за какой-нибудь ерунды. Например, другая вода, или вроде того.

– Наверное, переел за обедом.

– Что это?

Кто-то ломился в дверь.

– Видимо, хотят войти.

– А дверь заперта?

– Кажется, я ее запер.

Она посмотрела на меня и побледнела. Пошла в зал, но через минуту вернулась.

– Уехали.

– Сам не знаю, зачем я ее запер.

– А я позабыла открыть… – и Кора двинулась обратно, но я ее остановил.

– Давай не будем открывать.

– Если будет заперто – никто не сможет войти. А мне еще готовить нужно. И тарелку помыть.

Я обнял ее и впился губами в ее губы.

– Укуси меня! Укуси!

Я укусил. Так сильно, что ощутил вкус крови. И кровь текла у Коры по шее, когда я нес ее наверх.

Глава 3

Потом два дня я был словно пришибленный, однако грек на меня дулся и ничего не заметил.

А дулся он потому, что я не починил дверь из кухни в зал. Кора сказала, что ударилась о дверь – нужно же было объяснить, отчего у нее распухла губа. Виноват оказался я: не починил дверь. Тогда я ослабил пружину – вот и вся починка.

На самом-то деле Ник был не в себе из-за вывески. Он потерял от нее голову и даже боялся, как бы я не сказал, что идея моя, а не его. Да еще эту чертову вывеску не смогли сделать сразу, пришлось ждать три дня. Потом я забрал ее и повесил. На вывеске было все, что Ник нарисовал на листке, и кое-что еще. Греческий флаг, американский флаг, две руки в рукопожатии и надпись: «Качество гарантировано». Все это было написано красными, белыми и голубыми неоновыми буквами; я ждал, пока стемнеет, чтобы включить. Когда я повернул выключатель, вывеска засияла, как рождественская елка.

– Да, много я видал вывесок, но такой – ни разу. Нужно отдать вам должное, Ник.

– Ей-богу! Ей-богу!

Мы пожали друг другу руки и опять стали друзьями.

* * *

На следующий день, оказавшись на минутку с Корой наедине, я ткнул ее кулаком в бедро – да так, что чуть не сшиб с ног.

– Это еще чего?! – фыркнула она, словно пантера. Мне она такой нравилась.

– Как ты, Кора?

– Паршиво.

Меня опять стал преследовать ее запах.

* * *

Как-то раз Ник узнал, что один парень неподалеку продает по дешевке бензин. Он мигом прыгнул в машину и помчался запасаться. Я сидел у себя в комнате и уже хотел двинуть в кухню, но на пороге столкнулся с Корой. Я посмотрел на ее губы. Раньше-то случая не представлялось. Опухлость сошла, остались только крошечные синячки от моих зубов. Я потрогал их пальцем. Губы у нее были мягкие и влажные. Я поцеловал их – не сильно, а легко и нежно. Никогда раньше так не целовал.

Кора оставалась со мной, пока не вернулся грек, примерно час. Мы ничего не делали, просто лежали рядом. Она перебирала мои волосы и задумчиво смотрела в потолок.

– Ты пирог черничный любишь?

– Не знаю. Люблю, наверное.

– Я тебе испеку.

* * *

– Осторожней Фрэнк! Рессору[2] сломаешь!

– К чертям собачьим рессору!

Мы въехали в эвкалиптовую рощицу у дороги.

Ник послал нас в лавку – вернуть несколько бифштексов, которые, по его словам, никуда не годились. На обратном пути нас застигла темнота. Я съехал с дороги – машина подскакивала и тряслась – и остановился за деревьями. Не успел я потушить фары, как Кора уже заключила меня в объятия.

Мы много чего успели. Потом сидели в машине.

– Я так больше не могу, Фрэнк.

– И я.

– Это невыносимо. Мне нужно насытиться тобой, Фрэнк. Ты понимаешь, о чем я? Утолить свою жажду.

– Понимаю.

– Ненавижу этого грека!

– Почему ты за него вышла? Ты не рассказывала.

– Я тебе ничего не рассказывала.

– Да, на разговоры мы не отвлекались.

– Я работала в одной кафешке. Поработаешь пару лет в лос-анджелесской забегаловке – ухватишься за первого же парня с дорогими часами.

– А из Айовы когда уехала?

– Три года назад. Победила в конкурсе красоты. В выпускном классе, в Де-Мойне. Я там тогда жила. Первое место – поездка в Голливуд. Отхватила главный приз, кругом – фотографы… а через две недели уже работала в забегаловке.

– Домой не вернулась?

– Не хотелось доставлять им такое удовольствие.

– А в кино сниматься?

– Пробы проходила. С внешностью-то никаких проблем. Но там же теперь нужно говорить – в кино. И стоило мне на экране заговорить, как всем стало ясно, чего я стóю… Жалкая дешевка из захолустья, у которой шансов стать актрисой столько же, сколько у обезьяны. Даже меньше. Обезьяна хотя бы рассмешить может. А от моей игры людей только тошнит.

– А потом?

– Потом два года парни щипали меня за ляжки, оставляли грошовые чаевые и звали прогуляться после работы. И иногда, Фрэнк, я с ними ходила.

– А дальше?

– Ты понимаешь, что значит «прогуляться»?

– Понимаю.

– Дальше… появился он. Я вышла за него замуж, думала, притерплюсь. Но больше не могу. Господи, разве я похожа на беленькую птичку?

– По мне, ты скорей из породы хищников.

– Что есть, то есть. Перед тобой мне незачем притворяться. И кожа у тебя хорошая и не блестит от жира. Фрэнк, ты хоть понимаешь, как это важно?

– Вроде могу представить.

– Вряд ли. Мужчина никогда не поймет, что это значит для женщины. Жить с потным и сальным типом, от которого тошнит, когда он до тебя дотрагивается. И вовсе я не хищница, Фрэнк, я просто больше не могу его терпеть.