Я прекрасно понял, куда она гнет. Даром, что ли, проработал страховым агентом пятнадцать лет. Раздавил сигарету в пепельнице, чтобы тут же подняться и уйти. Я собирался немедленно уйти отсюда, черт с ним, с непродленным полисом, и с ней! Бросить все немедленно, словно раскаленную кочергу. Но я не сделал этого. Она смотрела на меня немного удивленно, лицо ее было совсем близко. И вот, вместо того чтобы уйти, я обнял ее, притянул к себе и поцеловал в губы. Крепко, до боли. Я весь дрожал, как листик на ветру. Она холодно взглянула на меня, потом закрыла глаза и ответила на поцелуй.
– А ты мне сразу понравился.
– Что-то не верится. Врешь.
– Разве я не пригласила на чай? Разве не велела прийти, когда Белли не будет? Ты мне понравился сразу, с первого взгляда. Мне понравилось, с каким важным видом ты рассуждал о своей компании и обо всем. Вот я и прицепилась к тебе с этим автомобильным клубом.
– Да уж, точно прицепилась.
– Теперь ты знаешь почему.
Я взъерошил ей волосы, и мы вместе взялись за складочки на блузе.
– Они у вас неровные выходят, мистер Хафф.
– Где же неровные?
– Внизу шире, чем наверху. Надо каждый раз захватывать материю равномерно – вот так, потом подвернуть, пригладить, и получаются очень славненькие складочки. Видишь?
– Я постараюсь.
– Ну не сейчас. Тебе пора уходить.
– Скоро увидимся?
– Возможно.
– Послушай, я не хочу долго ждать.
– Но Белли же не каждый день выходная. Я дам тебе знать.
– Когда дашь знать?
– Скоро. Только ты сам не вздумай мне звонить, слышишь? Сама позвоню. Обещаю.
– Ну ладно, так уж и быть. Поцелуешь меня на прощание?
– До свидания.
Я жил на Лос-Фелиз-Хиллз, в маленьком бунгало. Днем приходил слуга, филиппинский парнишка, но ночевать не оставался. В ту ночь шел дождь, и из дому я не выходил. Развел огонь в камине и сидел перед ним, пытаясь сообразить, к чему я иду. Я, конечно, понимал, к чему. Я стоял на самом краю пропасти, заглядывая в бездонную ее глубину. И старался уговорить себя отойти, отойти быстро и никогда к ней больше не приближаться. Но это я только так говорил. А сам продолжал стоять на краю обрыва, и в тот момент, когда, собрав всю волю, пытался оттащить себя от него, что-то заставляло меня придвинуться еще ближе и заглянуть еще глубже, чтобы рассмотреть, что там, на самом дне бездны.
Около девяти прозвенел звонок, и я сразу догадался, кто это. Там стояла она, в плаще и маленькой резиновой шапочке для плавания, на веснушках блестели капли дождя. Я помог разоблачиться, и она оказалась в свитере и джинсах – вполне стандартный голливудский наряд, но даже он выглядел на ней как-то необыкновенно. Я подвел ее к камину, и она села. Я сел рядом.
– Откуда ты узнала мой адрес?
Даже в такую минуту поймал себя на мысли, что вовсе ни к чему ей названивать мне в контору и задавать там разные вопросы.
– Из телефонной книги.
– А-а-а…
– Удивлен?
– Нет.
– Смотри-ка! Это мне нравится. Сроду не видывала такого самонадеянного типа.
– Что, муж в отъезде?
– В Лонг-Бич. Там закладывают новый колодец. Три шахты. Ему пришлось поехать. Ну а я вскочила в автобус и… Уж мог бы, по крайней мере, сказать, что рад меня видеть.
– Замечательное место – Лонг-Бич.
– А Лоле я сказала, что иду в кино.
– Кто такая Лола?
– Моя падчерица.
– Сколько ей?
– Девятнадцать. Ну так ты рад меня видеть или нет?
– Да, конечно. Ведь я тебя ждал.
Мы немного поболтали. О том, как сыро на улице, выразили надежду, что дождь не превратится в потоп, как это случилось в ночь перед новым, 1934 годом, и решили, что я отвезу ее домой на машине. Потом она молча смотрела на огонь.
– Я совсем потеряла голову.
– Так уж и потеряла?!
– Ну немножко.
– Жалеешь?
– Немножко. Ничего подобного прежде себе не позволяла. С тех пор как вышла замуж. Вот почему я здесь.
– Ты так себя ведешь, словно и впрямь случилось нечто особенное.
– Случилось. Я совершенно потеряла голову. Это тебе не что-нибудь.
– Ну и что?
– Просто я хотела сказать.
– Выдумываешь ты все!
– Нет, не выдумываю. Если б выдумывала, не приехала бы к тебе. Просто больше никогда не буду этого делать, вот и все.
– Ты так уверена?
– Конечно.
– Что ж, поживем – увидим.
– Нет, пожалуйста. Видишь ли, я люблю мужа. И здесь, сейчас – больше, чем когда-либо.
Теперь уже я смотрел на огонь. Следовало распрощаться с ней, и немедленно, я точно знал. Но что-то не давало мне это сделать, а только подталкивало все ближе и ближе к краю. И еще я чувствовал: она говорит не то, что думает. Точь-в-точь как тогда, когда я увидел ее впервые. Тогда за ее словами тоже стояло другое. Никак не удавалось избавиться от этого ощущения, и я снова повернулся к ней:
– Интересно, почему «здесь и сейчас»?
– Ну я беспокоюсь.
– Думаешь, в такую дождливую ночь ему там, на разработках, кран свалится на голову?
– Прошу, не надо так говорить!
– Но, видно, именно это ты имела в виду?
– Да.
– Что ж, понять можно. Особенно если учесть весь набор.
– Я не понимаю. Какой набор?
– Ну дождливая ночь, шахта, кран.
– И что?
– Упадет на него.
– Прошу вас, мистер Хафф, не надо! Не надо говорить такие вещи. Тут не до смеха. Вы меня пугаете до смерти. Почему вы так жестоки?