Почтенное общество

Глухой звук упавшего тела сменяется всеобщим криком. Множество свидетелей, привлеченных всеобщей неразберихой и гонкой с преследованием, застывают от потрясения.

Мишель быстро направляется к лежащему Скоарнеку, Жан удерживает людей. Полицейский склоняется над телом Скоарнека и делает вид, что проверяет, жив ли тот. Одновременно осторожно запихивает в один из карманов куртки Эрвана флешку Жюльена Курвуазье, на которой еще есть отпечатки его пальцев — они с Жаном это проверили. Потом поднимает голову, смотрит на Жана и подмигивает. Один раз.

Тот удовлетворенно кивает и приказывает менеджеру предупредить службу безопасности.

Парис смотрит на часы. Двадцать часов двадцать минут. Где может быть Марсан? Бросает взгляд на Куланжа, который следит за перемещениями людей в нескольких шагах от него, тот также отрицательно качает головой. Тогда Парис входит в трейлер технического обеспечения.

Техники косо на него поглядывают, и один из них, по виду главный, останавливает полицейского:

— Что вы тут ищете?

Парис представляется, быстро показывает удостоверение и спрашивает:

— Пьер Марсан здесь?

— Он сегодня вечером в главном здании, подставил в последнюю минуту, гад! — Мужчина готов говорить и дальше, но тут из-за его спины раздается пронзительный крик.

— В главном здании была перестрелка… — Голос принадлежит пухленькой барышне, способной впадать в панику из-за пустяков. — Есть раненые… Из наших…

— Кто? — спрашивает собеседник Париса.

Парис уже устремляется на улицу, и посреди начинающейся паники до его слуха долетает имя — Марсан!

Эжен Шнейдер потребовал, чтобы в гримерной его оставили одного. Даже Дюмениль изгнан. Шнейдер смотрит в зеркало, оценивает работу гримерши. Нет, он не узнаёт себя. Это старое и помятое лицо не принадлежит ему.

Неясный шум по ту сторону двери становится все настойчивее.

Шнейдер закрывает глаза. Не более чем ты, Эжен.

Появляется Дюмениль. Пора. Предатель. Пока они проходят через набитые людьми, очень шумные помещения, Дюмениль рассказывает своему кандидату о происшествии во «Франс телевизьон», это достаточно серьезно, но не должно повлиять на ход записи. Шнейдер кивает, но мысли его витают где-то далеко.

Наконец они добираются до студии.

У Шнейдера странное ощущение, будто он стоит перед местом жертвоприношения. Дрожь пробегает по его телу. Дюмениль беспокоится:

— С тобой все в порядке? Я все проверил не один раз.

Шнейдер снова кивает. Ему навстречу поднимаются двое журналистов, ведущих дебаты. Они очень напряжены. Он же испытывает только усталость.

Вот и Пьер Герен появляется в студии: объятия, на губах торжествующая улыбка.

Дюмениль тащит Шнейдера к его креслу. Технический перерыв десять минут. Шнейдер садится. Вокруг царит лихорадочное возбуждение. Устанавливают свет, прикрепляют микрофоны. Пять минут. Проверка звука, уточнение положения камер… Внимание… Тридцать секунд. Начинаем!

Разглагольствования ведущих.

Сконцентрироваться Шнейдеру так и не удается.

Первый вопрос:

— Если в это воскресенье вас изберут, каким президентом вы будете?

Герен бросается с места в карьер:

— Французы устали от того, во что превратилась политика. Я хочу вернуть им вкус к ней. Я буду другим президентом — президентом, который не только говорит, но и действует. Президентом, для которого важны результаты и который хочет, чтобы его судили по этим результатам.

Шнейдеру никогда не хотелось говорить про себя. Он ищет угол нападения.

— Я представляю программу, которая выработана не мною одним. И я буду стараться воплотить ее вместе с теми, кто над ней думал. Я сосредоточусь на двух основных проблемах: это снижение государственного долга и борьба с вопиющей бедностью, за общество равных возможностей.

Кого ты этим удивишь? Кого убедишь? Плохо. И не к месту.

Дюмениль и Пату стоят рядом за режиссерским пультом.

— Твой парень проиграл! — шепчет Пату.

Дюмениль только пожимает плечами.

Парис выходит из огромного стеклянного мавзолея «Франс телевизьон». Трупы он видел. Видел следы пережитого шока на лицах свидетелей. Ему казалось, что он вдруг провалился в какую-то пустоту, — такого он еще не испытывал. Теперь он стоял у главной лестницы, опершись на машину, и курил. Ждал. Чего, не знал сам. Пустая суета служб безопасности, кажется, наконец пошла на убыль.

На верху лестницы появляется Перейра. Спускается, встает рядом со своим начальником группы.

— Этот рыжий, — ему нет необходимости уточнять, кто стрелял, но кое-что добавить, указав на парня подбородком, он считает необходимым, — из Центрального управления общей безопасности.

Парис смотрит на это ничтожество, на чьей совести смерть двоих людей сегодня вечером.

Рыжий совершенно спокоен, чуть ли не чувствует себя героем: говорит громко и хохочет, то и дело оборачиваясь к чернокожему верзиле, сохраняющему при этом серьезный вид. Рядом с ними еще один, помоложе, в костюме, от которого за сто метров несет высоким чиновничьим постом.

— Что им тут было нужно?

— А вот это загадка.