Почти 70

А я все молчал, до сих пор не понимая, что это сейчас было.

Это потом я понял, что все выглядело таким реальным и близким из-за травы, но мне дико нравилось то чувство. Я сидел, а в голове до сих пор играла та песня:

«Your money and your hope..

Your money and your hope..

Your money and your hope..

I AM A BAD MOTHERFUCKER

LIVE LONG AND WELL THANKS TO SUCKER,

LIVE LONG AND WELL THANKS TO SUCKER,

I AM A BAD MOTHERFUCKER!!!».

***

Я ездил вместе с родителями, когда они отвозили Чайку и его вещи в общежитие. Не знаю почему, но он решил учиться на фармацевта, что никак не вязалось с его увлечением литературой. Позже он сказал, что просто хотел себе любое образование, просто, чтобы оно было. Как же мама уговаривала его поступить в следующем году, вместе со мной, но он был непреклонен.

— Почему нет? — спросил я.

Он долго молчал.

— Ты думаешь, приятно быть обузой? Я понимаю, что никто не скажет этого вслух, но бля, я ведь все понимаю. А так я буду там, буду учиться, жить в общаге и все такое.

Проучился и прожил в той общаге он недолго, как вы уже знаете. Перебрался в квартирку, которую снимал с Егором и Родионом и был доволен.

Отец молчал, не помогал матери уговаривать его, понимая, что это бессмысленно и если уж он решил ехать – он поедет. Но видно было, что ему тоже не хотелось так рано отпускать Чайку. Да, может, он и казался сильным и решительным, но он ведь тоже до сих пор ребенок. Как и я.

Таня просто сходила с ума. Сначала она хотела поехать за ним, но он убедил ее в том, что не нужно этого делать. Наверное, именно тогда он расставил все точки над «і».

Я очень часто не понимал его поступков, их нельзя было назвать необдуманными или спонтанными, но я все равно их не понимал. Словно, лишившись ног, он также лишился кусочка своего мозга, отвечающего за что-то важное. Думаю, доля правды в этом была.

Мы сидели в парке на нашем месте, тогда я и подумать не мог, что Чайкин уезд так сильно повлияет на Таню. Сейчас она выглядела самой счастливой девочкой на свете, и мне нравилось видеть ее такой. Я прекрасно понимал, что Чайка уедет уже через две недели. Но я не знал я, что после этого мы перестанем общаться с Таней, она замкнется в себе, и все время будет сидеть дома.

Он уехал и все хорошее, что было закончилось в один момент.

Да, мы созванивались, разговаривали, но это было не то.

— Ты как там? Как учеба?

— Да все нормально в принципе. Одногруппники правда – это какой-то кошмар. А соседи по общаге, так это вообще.

Я рассмеялся.

— Как там Таня? — спросил он.

— Не знаю, мы не общаемся. Может, позвонишь ей?

— Может, и позвоню.

Но он не позвонит.

А мама звонила ему каждый вечер. Расспрашивала обо всем на свете.

— Ты ужинал? А что? Молодец…сам приготовил? Что собираешься делать?

И так далее. Иногда звонил ему и отец, он выходил из комнаты и только тогда разговаривал.

— Понятно, - говорил он, - ничего, скоро она привыкнет и перестанет звонить так часто.

Он переехал из общаги приблизительно через полгода после того, как свалил из дома. Естественно, никто об этом не знал, потому что мама бы сошла с ума, если бы решила его навестить. Ох и свинарник они там устроили с барыгой и математиком.

Но пока у нас были эти две недели, и мы старались выжать из них все.

***

Вы когда-нибудь находили труп? Не во сне, а по-настоящему? Мертвый человек, который больше не может отвечать на ваши тупые вопросы, он просто себе лежит, показывая всем своим видом то, как ему на вас наплевать.

— И почему именно мы должны были увидеть и найти его первыми? — спросила Таня, когда мы сидели на нашем заднем дворе и все еще отходили от увиденного.

— Вы видели, — говорит Чайка, — у него глаза как стекло.

Черт знает, чего нас туда занесло. Мы просто прогуливались и в этот раз зашли немного дальше, чем обычно. Туда, где находилась свалка. Настоящий рай для бедных. В таких местах иногда можно было найти гораздо больше, чем в специальных магазинах. Именно здесь отец время от времени собирал всякие интересные железячки. Тут валялись старые холодильники, телевизоры, выпотрошенные начисто; колеса, покрышки и труп одного алкаша.

Лошадиная голова — так его все называли. Мы видели его почти каждый день и, честное слово, я был уверен, что этот сраный алконавт никогда не загнется.

— Ага, — говорю, — просто жуть.

Он лежал на куче каких-то кусков пенопласта и пластмассы, может, ему так было удобно, не знаю. Я испугался. Не буду врать, когда я все осознал, то чуть не испортил свои любимые штаны с изображением Кунг-Лао на правом бедре. Но потом страх ушел и на его место пришла то ли злоба, то ли еще какое-то странное и совершенно неуместное чувство. Хотя, если посудить, за что я мог ненавидеть это ничтожество? Напился и умер, как псина. Вот и все. Но почему именно мы? Мы не должны были находить его, зачем? Чтобы потом огребаться от проблем?

— Никому об этом говорить не будет. — сказал Чайка, но на нас не посмотрел.

— В смысле? Как это, никому не скажем? Ты сдурел?