Читаем Почти 70 полностью

Я думал о том, что лежу сейчас дома у своего друга и он, наверно, смеётся как идиот, глядя на меня. Всё это странно. Было бы здорово вспомнить ещё что-то.

Время от времени свет включался и в углу снова появлялась тарелка с варевом. Часов у меня не было, поэтому понять, сколько времени я здесь пробыл, было нелегко.

Так продолжалось долгое время. Включался свет – появлялась еда – свет выключался. И я вновь оставался один.

За время, что я пробыл там, я успел изучить всю комнату, к сожалению, сделать это было не так уж и сложно. Никаких потайных дверей, люков, ходов я не обнаружил. Стены, казалось, были пластмассовыми, однако сломать их оказалось невозможным. Некоторое время я просто орал, надеясь, что меня услышат. Ничего такого.

Так шли дни. Хотя там времени не было, его просто не существовало.

В реальной жизни ничего подобного бы не могло случиться, и я всё ещё старался верить, что меня до сих пор не отпустило и я всё ещё в гостях у своего друга. Если бы.

За всё время, я подсчитал, свет включался и выключался целых семнадцать раз. Думаю, промежуток между включением и выключением составлял часов 6, если не больше. А может и больше, не уверен. Все это говорит о том, что сижу я здесь уже довольно долго, а я всё ещё не сошел с ума. Я рассмеялся, подумав, что эта мысль выглядела бы смешнее, если бы я действительно был в психушке. Я хотел там быть. Хотел быть где угодно, лишь бы не здесь.

Д.

2

Эта игрушка была для меня не просто игрушкой. Она стала чем-то особенным и родным. Я просыпался каждую ночь, чтобы покормить своего питомца, брал его с собой в школу и носил, когда шёл гулять. И уже через неделю никто не видел бы меня без этой штуки. Ну то есть она все время была у меня в руках. Несколько раз у меня её отбирали на уроках, но потом я её возвращал, трясясь, не умер ли мой друг там. Нельзя сказать, что эта штука заменила мне отца, это было бы глупо. Нет, но тамагочи стал единственным звеном, связывающим меня с ним. Это приятное чувство. И вы даже представить себе не можете, что я чувствовал, когда однажды не обнаружил тамагочи в своем кармане. Я облазил полгорода, но ничего не нашел. Питомцу моему теперь придется не сладко, подумал я тогда и расплакался, словно получил оплеуху от своего отца.

3

Я мало спал. А может, и очень много. Не знаю. Время исчезало, когда выключался свет. А его уже не было очень давно. И я уже начал переживать, не сошел ли я с ума окончательно? Наверное, сошел. Уже не слишком важно.

И в какой-то момент перед глазами встала ещё одна картинка, которая, возможно, даже и была воспоминанием, но я не знал. Там была женщина и ребёнок, скорее всего, её сын. Женщина была красивой, хоть и немолодой. Она держала в руках пакет и протягивала его сыну, при этом что-то говоря. Он обрадовался. Почему-то их лица казались мне очень знакомыми, может, даже родными. Картинка стояла перед глазами очень долго, может, думая, что я вот-вот что-то вспомню, но нет. Ничего. А потом всё исчезло и мне даже не удалось припомнить лица этой женщины. Лицо мальчика в памяти осталось. Он был красивым. И, похоже, был искренне рад подарку. И, знаете, я больше всего на свете сейчас хотел бы узнать, что было внутри.

Треугольник, которым был я

« Пожалуй, если понимаешь, что ты сумасшедший, значит, ты еще не до конца сошел с ума.»

Люди никогда не живут по-настоящему. А когда они умирают, не живут еще больше.

Сейчас я могу с полной уверенностью сказать, что стал первым человеком, который научился жить. Все началось с того, что мне на голову упал кирпич. Здоровенный, как скала и тяжелый, как слон. Черт его знает, почему я решил идти через эти дворы, где полно полуразваленных зданий. Ходил себе нормально - нет, нужно было найти и встретить свое несчастье. Но несчастьем оно было совсем недолго, какой-то короткий миг, когда было больно. Ведь именно этот случай и научил меня жить.

Так вот, говорю, ибо именно этот случай и научил меня жить. Иду я, значит, домой и вдруг понимаю, что мне на голову летит огромный кирпич. Я бы увернулся, но я слишком ленивый, чтобы уворачиваться от всяких кирпичей, помню только, как хрустнул мой череп. На этом все.

По идее я должен был бы очнуться или умереть, но ни того, ни другого не происходило.

***

Здесь — где я сейчас — лучше. Тут людям на голову не падают кирпичи, потому что нет ни людей, ни кирпичей. Но об этом чуть позже.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги