– Так ты из школы, подружка моего сына?
– Я…
– Ну еще бы. Вижу по его покрасневшей мордашке. Что ж, его можно поздравить.
Сначала, говорит Гай, они пойдут гулять. Это досадно. Миссис Вайни читает субботние газеты в комнате, которая, очевидно, предназначена для чтения субботних газет. Мистер Вайни куда-то пропал.
– Мы могли бы подождать и… вдруг он захочет поболтать с нами, – предлагает Марина.
– Еще чего, – отвечает Гай. – Мне нужно размяться.
Первым делом они идут на соседнее поле и говорят с каким-то человеком о дренажной системе, потом кормят гигантскую лошадь со слюнявыми деснами и потрескавшимися зубами размером с Маринин палец, а оттуда отправляются в холодный, синий от колокольчиков лес, каковой Марина всегда считала вымышленным конструктом, вроде Аида. Это ужасное место: темное и наверняка опасное. Деревья хороши, когда стоят по отдельности – тогда это всего лишь большие растения, – но беспокойная черная чаща наводит на мысли о Бабе-яге, воронах, охотниках и девушках, заточенных в башнях. Здесь слишком много природы: что-то мечется в темноте, вдали слышен рокот. Марина сидит на сыром пне, наблюдая за Гаем, а тот пинает гнилое дерево, а потом внезапно кладет холодную руку ей на свитер. В тот же миг у них за спиной что-то ломится сквозь кусты, и из чащи появляется рослая девочка с раздражающе мальчишеской стрижкой, одетая в джинсы цвета чернил «Куинк». Ее сопровождает огромная пятнистая гончая.
– Привет! – говорит Марина, как угодливая пастушка, которой помешал юный лорд. Что нужно делать – встать? Она хочет подняться на ноги, замечает легкую ироническую улыбку на лице незнакомки, и тут дрогнувшие колени увлекают ее, с протянутой в приветственном жесте рукой, в густую мокрую листву.
– Ты что, с ума сошла?
Минутное замешательство сопровождается скрипом, шуршанием и прерывистым собачьим сопением у самого ее паха.
– Вставай, ненормальная, – говорит Гай. – Это моя сестра Люси. Люси, это Марина.
– Привет, – говорит Люси, холодно улыбаясь, пока Марина с перепачканными коленями взбирается обратно на пень. Люси, как и она, носит свитер с треугольным вырезом, но отличие между ними разительное. Если бы только она надела темно-синий, думает Марина, а под него – блузку в широкую полоску, и старые прогулочные ботинки, и…
– Бедный ребенок, – качает головой Люси Вайни, которая едва ее старше. – Ты не замерзла?
В Маринином сердце шевелится надежда: она могла бы с ней подружиться, если Гай ничего не испортит. Вот у кого она всему научится.
– Нет, – отвечает она, пытаясь не стучать зубами.
– Как мило с твоей стороны проделать такой путь, – говорит Люси, – ради Гая.
– О, я вовсе…
– Только ужасно жаль, – перебивает ее Люси, бросив на брата многозначительный взгляд, – что у папы в выходные полно работы.
– Старый глупый папа ее не волнует, – уверяет Гай.
– Я… Меня на самом деле Гай пригласил, – горячо возражает Марина. – Я, я не туристка.
– Туристка! – Люси Вайни веселится вовсю. – У нас тут не водят экскурсии, милочка. Нет ни развалин, ни урн.
– Я знаю.
– Не ершись, ангелок, – говорит Люси скучающим голосом, элегантно пряча руки в рукава огромной вощеной куртки. – Уж и слова тебе не скажи. Не сомневаюсь, ты его очаруешь.
Больше она на Марину не смотрит. Если бы можно было зарыться в листву и умереть от стыда, Марина бы это сделала. Она разглядывает зловещий древесный гриб, и ей так грустно, что саднит в горле, однако это чувство вскоре сменяется более живописной трагичностью.
– Ах, – громко вздыхает она, – лес наполняет меня меланхолией.
Гай хмурит брови.
– Пьяница? – внезапно спрашивает Люси Вайни.
– Прости?
– Люси обожает играть в карты, – объясняет Гай.
– А… Я, кажется, никогда…
– Не может быть. Во что тогда? В «демона», в «двадцать одно»?
– Ни во что, – говорит Марина, стараясь скрыть потрясение. – То есть так, чтобы хорошо. – Она нервно смотрит на Гая, но тот сосредоточенно обтирает что-то о древесный ствол. – Может быть, – приходит ей в голову блестящая мысль, – у нас есть общие знакомые? Ты ведь учишься в Хилл-хаусе?
– Да.
– Кажется, туда ходила Антуанетта из Кум-Эбби. Нет? А Лиза Черч?
Почему это не работает? В Вест-стрит все вечера проходят за такими разговорами.
– Сара-Джейн Браунли, она же, извини, «Черепаха»?
– Нет.
– Ох. Так ты в следующем году поступаешь в Эдинбург?
– Вообще-то уже в этом. История искусств. Гай, голубчик, надеюсь, ты не думаешь, когда придет время, взять пример с идиотов из твоей школы и поехать в годовой перерыв за границу? Или, – улыбается она Марине, – ты?
– Определенно нет, – отвечает Марина, которая почти решила, что проведет годовой перерыв во Флоренции. – У вас милый дом.
– Нет, он не милый, – говорит Люси Вайни. – Он восхитительный.
Улыбка на Маринином лице застывает.
– На самом деле ты можешь знать одного моего друга, Саймона Флауэрса, из выпускного класса. Он очень музыкальный. Он собирается в Кембридж, изучать, э-э, естественные науки. Высокий и худой.
– Судя по описанию, – говорит Люси Вайни, – он явно не тот, кого я могла бы знать.
Марина пытается улыбнуться сквозь закушенную губу.