Почти англичане

А почему бы и нет, внезапно решает Марина. Она опускает подробности, но рассказывает остальное: о том, как сидела на переднем сиденье большого серебряного автомобиля с отцом безымянного друга и… и…

– Ого! – произносит Ханна ровным голосом, будто такое случается каждый день. – И это всё?

Марина прислоняется головой к стойке шатра.

– Нет! Нет, определенно, не все. Но главное я рассказала. А дальше…

– Вот это уже необычно, – помолчав, замечает Ханна.

– Да. Нет. Да. – Марина закрывает глаза и пытается объяснить, почему она одна виновата в том, что случилось. – Мы же не в прошлом веке живем. Я знаю, не стоило… Нет, правда, я сама виновата. Вообще, я тут подумала: может, надо извиниться… боже, поверить не могу, что все это рассказываю! А тебе, ну, не нужно никуда идти?

– Нужно. Но послушай…

– Тогда иди.

– Бедняжка…

– Не сходи с ума. – Марина запрокидывает голову: только слез сейчас не хватало.

– Это же правда. Конечно, ты бедняжка, глупенькая.

– Дело в том… – торопливо говорит Марина. – Да, это глупо, но я не знаю, что думать, что… чувствовать.

– Злость.

– Злиться нелепо, – отвечает она, и зачатки симпатии к Ханне Норт испаряются.

Потому что Ханна Норт не права. Марина слушает, как квартет мистера Дэвентри поет «Прощая, мой крошка из Конни-Айленда», и притопывает ногой, не попадая в такт. Когда мама возвращается из уборной и предлагает ей апельсиновый сок, Марина трясет головой, берет свой пустой бокал и решительно направляется к Биллу Уоллису в новой жилетке, который прибрал для своей семьи целых две бутылки шампанского. Злиться? Какая чушь! Ханна Норт хоть и старше, а ничего не понимает.

Спустя десять минут под мелодию «Свадебных колоколов» Марина вдруг ясно видит: Ханна Норт абсолютно права.

Ярость ко всем ним придает сил. «Мне отмщение, – думает Марина, отчаянно жестикулируя у себя в голове. – Нам. Должно быть. Как вы смеете? – Она мысленно отталкивает от себя Александра Вайни. – Как вы смеете?»

Она, кажется, немного пьяна, но это не беда: все слегка пьяны, кроме ее матери, разумеется, – это было бы отвратительно.

– Тут нигде не раздают сэндвичи? – спрашивает мама, хотя кто угодно может ее услышать.

– Нет, – отвечает Марина. – Конечно, нет. Мы же не…

– Милая… – Мама пристально на нее смотрит. – Давай быстренько сходим и найдем тебе что-нибудь поесть.

– Нельзя, – отмахивается она. – Не положено.

«Как я зла», – думает она в порядке эксперимента, но злости как не бывало, а на глубине уже шевелится чувство вины. Что она там должна чувствовать? Пусть Ханна Норт повторит.

– И потом, скоро начнется… это… ну, ты знаешь.

– Церемония награждения.

– Да, – шепчет Марина. – Я его ненавижу.

– Знаю. Я тоже.

Где сейчас Александр Вайни? Его жена вернулась в «Стокер», к своему огороду. Гай ловит Маринин взгляд и произносит одними губами что-то нечитаемое. Ей плевать, пусть хоть пропадет навсегда, потому что сейчас, при виде его отца, вручителя наград, бриллианта в короне доктора Три, ее мутит. Как он посмел отвезти ее полупьяной к мосту?! Женатый человек! Почему миссис Вайни его не остановила?! Марина растерянно думает о глиняных ногах, о колоннах, увенчанных статуями, и в основном о его вздувшихся вельветовых брюках: не джентльмен, а лицемер.

– Не хочу я на эту дурацкую церемонию, – говорит она.

– Не глупи, солнышко. Дождемся конца и поедем домой. Тебе нужно отдохнуть.

Марина кусает губу и морщится от боли. Она одета в школьную форму: десять отдельных предметов, считая ботинки, пояс и ленту в волосах, но не считая часов. То, что случилось вчера в этой самой одежде, пропитало ее отравой: поставило семью под угрозу, усугубило предательство. Марина и так уже, как последняя дура, обняла их утром на прощание, а мама, находясь с ней в одном кубоиде воздуха, вдыхает скверну в этот самый момент – и вдохнет еще больше, когда они будут сидеть в тесном зале, внимая и аплодируя его непринужденной, блистательной речи.

От этой мысли Марину мутит еще больше. Так-то она отплатит своей отважной семье за их любовь: принесет в Вестминстер-корт все, что связано с мистером Вайни.

Однако времени на раздумья уже не осталось. Мистер Дэвентри у выхода из шатра созывает зрителей на церемонию, и хотя очень важно попасть туда раньше всех и занять лучшие места, Марина и Лора медлят, оказываются в конце очереди и попадают в зал богословия последними.

41

Марина, как ее мама уже догадалась, кажется, немного пьяна. Так и Лора: ее адекватности можно лишь посочувствовать. Они, как «Ненаграждаемый ученик + Родитель (1)», должны сидеть в зале, но, попав туда в последних рядах, видят, что свободных мест уже не осталось.

– Может, туда? – говорит Лора, кивая на длинную узкую платформу вдоль правой стены. Стулья на ней, хоть и возвышаются на пару ступенек, спросом не пользуются: вид оттуда частично загораживают бордовые витые колонны, хорошо знакомые по рекламному проспекту. Возможно, по этой причине там еще остались свободные места.

– Нельзя, – отвечает Марина. – Они для сэров.