Придумав это понятие, я был весьма горд собой, пока не обнаружил, что автор биографий знаменитых полярников Роланд Хантфорд именно так описал Швецию еще в 1971 году. В книге «Новый тоталитаризм» он создает образ страны – социалистической антиутопии, где личные свободы, устремления и человеческие качества принесены в жертву социал-демократическим идеалам. «В современной Швеции воплотились специфические особенности, которыми наделил новый тоталитаризм Олдос Хаксли – централизованная власть управляет людьми, а им нравится ей прислуживать», – писал Хантфорд.
В 1980-х на это обратил внимание немецкий писатель Ханс Магнус Энценсбергер. В книге «Европа, Европа» он пишет о том, что в Швеции «уровень государственной регламентации личной жизни людей не имеет аналогов в свободном мире» и что власть не только постепенно свела на нет права своих граждан, но и в определенном смысле сломила их духовно: «Все выглядит так, будто социал-демократам… удалось добиться от людей покорности, тогда как иные режимы, от теократии до большевизма, потерпели в этом неудачу». «Каждый, кто высказывает мнение, не совпадающее с мнением социал-демократов, обычно начинает с извинений, часто делая это бессознательно», – пишет он.
Энценсбергер имел в виду удивительное единство взглядов и консенсус на всеобщих выборах, а также ту мертвую хватку, которой социал-демократы удерживали власть на протяжении большей части XX века. По сравнению с ними генерал Франко выглядит дилетантом, а КПСС – какой-то шарашкиной конторой. Ключи от
До недавнего времени, вступая в любой из крупных шведских профсоюзов, человек автоматически становился членом социал-демократической партии. Рука об руку с профсоюзами и при участии небольшой группы промышленников партия устанавливала уровень минимальной оплаты труда и обеспечивала отсутствие трудовых конфликтов в стране (как минимум до 1980 года, когда прошли общенациональные забастовки).
В награду за послушание трудящиеся получили самое жесткое трудовое законодательство в мире (и по сей день увольнение любого сотрудника – невероятно сложное и дорогостоящее дело для шведской компании), самые щедрые пособия по безработице, а с 1975 года – еще и обязательное участие представителя профсоюза в совете директоров любой компании. В соответствии со стандартами тоталитаризма социал-демократическая партия главенствовала над судебной системой, руководила государственной теле– и радиовещательной монополией и направляла развитие культуры с помощью государственных субсидий на развитие искусств. «На исходе века большинство епископов, генералов, генеральных директоров, университетских профессоров и послов были социал-демократами или сочувствующими», – пишет в своей книге «Что случилось со Швецией?» ветеран шведской журналистики Ульф Нилсон.
В число немногих сторон жизни, которые власть не стремилась контролировать, входили доходы граждан, воспитание детей, количество выпиваемого спиртного, телевизионные предпочтения, продолжительность использованного отпуска и отношение к войне во Вьетнаме. Шведы оказались весьма исполнительными марионетками, «мировыми рекордсменами по покорности», как выразился Энценсбергер.
Один из знаменитых и по-своему замечательных примеров уступчивости жителей Швеции – безропотное согласие с решением правительства о переходе с правостороннего движения на левостороннее, принятым в ночь на 3 сентября 1967 года. Другим решением упразднялось формальное обращение на «вы» (
Трудно избавиться от ощущения почти религиозного рвения, с которым социал-демократы выдумывали и воплощали свои радикальные политические решения. Такое впечатление, что они совершали крестовый поход во имя модерности. Типичным представителем этого фарисейского наставительного подхода был премьер-министр Швеции в 70-х и 80-х, социал-демократ Улоф Пальме.