Почти идеальный герой

Степа так же честно заслал долю дочке Трефилова. Тот еще до посадки оставил ее телефон. Дочка, девица потасканного вида, не сказала ни слова, просто взяла деньги и уехала на прокатном самокате, коими был захламлен весь город.

Матвей от доли, как и договаривались, отказался, ему было нужно другое. И другого он добился. Они встречались с Татьяной каждый день и даже отужинали в хорошем ресторане, испив напитков из семейства шампанских. И, разумеется, не из деловых соображений. По крайней мере, она не швырнула ему в лицо букет со словами: «Да что ты себя позволяешь в такую тяжелую годину?! Лишь бы шары подкатить!»

До совместного ночлега пока дело не дошло, но Матвей не торопил события. Все их разговоры пока сводились к теме «Знаете, каким он парнем был?». Либо о жизни Тани в детдоме и героические байки Бердяева. «Помню, освобождали мы заложников…»

Красиво врать он умел. Как-то она спросила про семью. Мотя заверил, что никогда женат не был, детей нет и сердце его свободно, как никогда. «Я про другую семью… Отец, мама». Тут скрывать нечего — мама живет на родине, отец в Питере с новой женой. Иногда звонит. Сестер, братьев нет. Может, и есть, но он не знает, батя не докладывал. От покойной бабки по отцовской линии в Новоордынске осталась однушка, в которой Матвей и обитает.

Информация Нестерова подтвердилась — у нее никого не было. Сама призналась, без дознания и пыток. В минуту лирики. Он ответил взаимностью — тоже никого постоянного нет. А переменные не стоят внимания. И вообще на подобные вопросы есть универсальный ответ: не важно, что было до, важно, что будет после.

Все шло отлично. И на службе тоже. Сейчас он вместе с майором Хромом ехал в Главк на представление. Не цирковое. А на должность. Шеф принял решение и представит Матвея в качестве своего преемника. После такого-то подвига. Голыми руками, рискуя жизнью, взял опасного убийцу! Все местные сети гудят. Особенно «Мордокнига». Пресса, ти-ви… Полный фарш. Звонила мама, сказала, что гордится Мотей, раструбила всем знакомым про подвиг.

Опасный убийца, как и Алмазов, тоже сдержал слово. Спустя три недели после задержания преставился в камере по причине тяжелой болезни и был погребен властями за госсчет, ибо никто из родни на тело не претендовал. Даже родная дочь, ради которой он все это и затеял.

И единственная мелочь отвлекала Матвея от приятных мыслей. То, что Китаев до сих пор не найден. И настоящий убийца где-то гуляет. И, видимо, тихо радуется от такого нежданного поворота событий. Ведь его теперь никто не станет ловить.

Начальник криминальной полиции города Лопырев Аркадий Михайлович, офицер старой закалки, с ментовскими понятиями и верой в добро, принял дорогих гостей как-то прохладно для такого важного момента. Обычно он произносил торжественную речь, обильно приправленную пафосными штампами. Сегодня все скромно: «Здравствуйте, проходите, докладывайте».

Майор Хром доложил. Так и так, опытнейший оперативник, пять лет на одном месте, отличные показатели, и кому, как не ему, принять руководящую эстафету?

— Район ответственный. Справишься? — задал дежурный вопрос полковник.

«Нет, не справлюсь, простите».

— Постараюсь, Аркадий Михайлович! — бодро гаркнул улыбающийся Бердяев.

В отличие от армии даже в протокольные моменты можно было называть руководство не по званию, а по имени-отчеству. Словно отца родного.

Майор Хром добавил:

— Матвей здесь начинал, оперативную обстановку знает отлично, коллектив его уважает. Справится.

Лопырев, подумав немного, велел Хрому выйти, оставшись наедине с кандидатом на должность. Поднялся из-за бескрайнего стола и подошел к Бердяеву, надевшему по сегодняшнему поводу парадный костюм.

— Я вот тоже с простых оперов начинал… Рана не болит? — он кивнул на плечо подчиненного.

— Нет… Да там и несильно. Повезло.

— Риск, конечно, благородное дело. Но лучше без него.

— Вообще-то я о риске и не думал, — скромно потупив взор, пояснил Мотя, — просто надо было задержать.

Лопыпев посмотрел на опера с каким-то нехорошим подозрением, словно авторитетный зэк на первохода. «А не петушок ли ты часом?»

— Да… Тут одного риска мало… Нужна наглость. Большая наглость.

Бердяев мгновенно напрягся, как Фокс, почуявший в ресторане засаду. Полковник вернулся к столу и щелкнул по клавиатуре компа.

Послышалось шипение, а затем Мотя услышал шершавый голос покойного Трефилова.

— Только так договоримся. Бабок не будет — иду в отказ и всех сдаю. Без обид.

— Конечно… бабки будут. И дедки.

Это уже Степа. А следующий — Мотя.

— Пальцы оставь. На стекле и сзади… Плюнь. И вырви волосы.

Аркадий Михайлович остановил запись.

— Кто там еще с вами? Журналист? Как его — Нестеров?

Матвея окатило жаром. Да, это провал… Полный и безоговорочный. Хуже, чем у Штирлица с его пальцами на чемодане радистки. Тут версию не слепить, сколько в камере ни сиди. Черт! А ведь за это реально камера маячит!

Он не знал, что ответить. Да и кто бы знал? Взяли с поличным. Кричать, что это монтаж? Проверят на раз. Блин, как чувствовал…

И даже не думал, откуда у Лопырева запись.