Степа направился в сторону ближайшего фастфуда заедать горе картошкой фри. Матвей уехал не сразу. Ехать никуда не хотелось. Самому бы напиться. Мысли у него, конечно, были, но скорее общие. Интересно, насчет все раскрывать — Лопырев серьезно или для красного словца? Это же в принципе невозможно. Самое страшное, что Мотя, несмотря на показатели, толком ничего не умел. Агентура у него липовая, все заслуги — по большому счету тоже. Зато он классно научился казаться, а не быть. Если гражданам самим удалось задержать преступника, то в сводке фигурировало, что это грамотная разработка опера Бердяева. Если преступник оказывался идиотом и терял на месте кражи паспорт, Мотя докладывал, что вычислил его исключительно личным сыском или с помощью агентуры. И так далее и тому подобное. А теперь ему предстоит каким-то образом раскрывать всё на самом деле. Вряд ли Лопырев блефовал.
Первый раз ему не хотелось звонить Татьяне. Потому что боялся. Вдруг она уже знает? Сама она пока тоже не звонила.
Так и не решившись набрать ее номер или написать, он вернулся в отдел, где ждало сразу нескольких добрых сюрпризов. В кабинете какой-то парень в комбезе монтировал видеокамеру прямо напротив его стола.
— Не понял… Что за кино?
— Видеоточка, — спокойно пояснил мастер, — камера китайская, но хорошая. Обзор сто восемьдесят градусов.
— Зачем?
— Это не ко мне. Мне приказали, я повесил.
Понятно, к кому вопросы. Лопырев слово держит.
Вторым сюрпризом оказалась Эльвира, лик которой напоминал лик Аленушки с картины Васнецова. Только еще жалостливей.
— Моть, Стас у Панфилова был, тот дело закрывать не хочет. Подписку о невыезде взял. Ты говорил с ним?
— Не закрывать, а прекращать! Ты в органах работаешь или в столовой? Извини, не успел, сегодня поговорю.
— Не забудь только… А тебя утвердили? — Эльвира при всей серьезности ситуации, не забывала и о карьере.
— Нет. Показатели слабые.
— У тебя?!
— Огурцы плохо ищу. А без этого сейчас никак.
Но от Эльки не отмахнулся. Она все ж не конченая сволочь, как он, а только начинающая… К Панфилову решил заехать, а не звонить. Кто знает, может, телефон уже слушают.
Следах обедал, поглощая трехслойный бутерброд толщиной с уголовно-процессуальный кодекс. Матвей действовал решительно, с матом.
— Женя, ты спятил? Я про Стаса. Это ж Элькин муж!
— И что? — спокойно возразил Панфилов, отхлебывая зеленый чай с мятой. — Перед законом все равны. У нас правовое государство.
— Что ты гонишь, праведник?!
— Гонишь ты, — пока без эмоций держал накат следователь, — а я расследую. У меня четыре рапорта, справки из «травмы». Видео от добрых свидетелей. Мне что с этим прикажешь делать? Выкинуть, извини, не могу.
Жирным от масла пальцем он ткнул в кнопку клавы ноутбука и повернул экран к оперу.
Сцена могла украсить любой низкобюджетный сериал. Гуляев и компания против боксера Стаса. Мотя недавно видел это вживую.
— И, главное, пока раскаяния не вижу… Ты глянь, глянь, как метелит. Года на три потянет. Есть указание все дела по сопротивлению полиции доводить до суда. Чтоб митинговать неповадно.
— Это не митинг.
— А какая разница? Синяк и в Африке синяк.
Видимо, Панфилов намекнул Стасу на мзду, а тот пожадничал, посчитав, что его отмажут и так.
— Я договорюсь с мужиками, перепишут рапорта, — пообещал Бердяев.
— Я их уже допросил. Все подтвердили. Шеф протоколы читал. Извини, Матвей. Это не дело частного обвинения, помириться нельзя. Кстати, тебя тоже допросить бы надо. В дежурку же ты звонил.
— Да. Потому что добрый свидетель стуканул, что ломают дверь.
— И кто он? — Панфилов с прищуром посмотрел на Матвея, словно Мюллер на Штирлица.
— «Барабан». Могу не раскрывать.
— Ну вот. Какое ж тут прекращение? — следователь заглотил остатки бутерброда.
На обратном пути Матвей позвонил Эльвире и успокоил ее. Мол, вопрос решается, еще немного, и дело прекратят. Но на всякий случай лучше держать наготове хорошего адвоката. Телефон его есть на дверях камеры в дежурной части.
Рабочий день формально закончился, но Матвею не хотелось ехать домой и страдать в одиночестве. Страдать, как известно, лучше сообща. Вернулся в кабинет и сел за разбор материалов, коих поднакопилось прилично.
Сегодня по отделу дежурил Гуляй, еще не знавший, что их кабинет взят на особый контроль. Узнав, что коллегу прокатили с должностью, не очень огорчился, сочувственно предположил, что все это — штабные игрища, после чего предложил выпить.
— Не пью, — отказался Матвей, помня о видео.
— Да ну? Давно?
— Вообще-то ты дежуришь. И кабинет — не кабак.
— О как! Однако…
Закончить идеологический спор не успели, помдеж привел в кабинет симпатичную даму лет тридцати пяти по фамилии Ионова. Та, утерев слезу, поведала, что у нее пропал котенок трех месяцев. Любимый и единственный друг сиамской породы. Вынесла погулять в парк имени Гагарина, отвлеклась на звонок подруги, и всё. Котик исчез.
«Как и блогер Китаев, — подумал Мотя. — Прóклятое место этот парк. Надо валить отсюда. Или поджечь».
— Его украли! Точно украли! Котенок породистый, десять тысяч стоит. С выставки. Могли проследить.