Почти как в Мексике

– Можешь ему заказ от моего имени сделать. Я все оплачу. Может он собрать все, что можно, об Уткиной Лидии Федоровне? Думаю, что ей где-то в районе шестидесяти, плюс-минус.

– Это кто?

– Это бывшая домработница Потаповых, по какой-то причине она Веронику ненавидела и чуть на тот свет не отправила.

– Как это? Ее посадили?

– Нет. Петр Константинович был в командировке. У Вероники начался насморк, она легла спать пораньше и сразу заснула, а кикимора (мы так между собой домработницу звали) открыла окна у нее в спальне. Вот двустороннее воспаление легких у Вероники и нарисовалось. Мы с дедом и бабкой пошли пройтись перед сном. Я глаза поднял и увидел, что окно у Вероники в комнате открыто. Я сказал деду. У нас были запасные ключи от квартиры Потаповых. Мы без предупреждения вошли в квартиру Вероники и застали картину: кикимора телевизор смотрит и шоколадные конфеты жрет, а у Вероники в комнате окна открыты, холод, как на северном полюсе. Бабка дала кикиморе полчаса на то, чтобы вещи собрать, а дед стал в милицию звонить. Кикимора перед ним на коленях ползала, умоляла ее простить, клялась, что все случайно вышло. Только это вранье, она все специально сделала. Дед ее пожалел, когда узнал, что у нее на иждивении двое детей ее покойного мужа. Зуев тогда с дедом работал, рассказывал вроде, что кикимора оказалась больной, и ее в психушку потом отправили.

– Знаешь, кое-что я сам могу про твою кикимору пробить. Поехали в полицию.

– Я бы с удовольствием, только Веронику одну не хочется оставлять, боязно.

– Подожди, я сейчас дяде Леше звякну, он за Потаповой присмотрит. Скажи честно, ты Потапову в Москву увезешь?

– Роман, ты вроде Потапову знаешь. Скажи, как, по-твоему, я могу увезти ее в Москву? Связать? Если сама захочет, по поедет, не захочет – не поедет. Сегодня утром вроде хотела ехать, в архиве работать.

– Да, характер… Ты мне честно скажи, что я совсем валенок? Смотрю, Потапова рядом с тобой расцвела, а мне только свое недовольство высказывала. Я же тоже и книжки люблю почитать, и в театр сходить. Только после этой гребаной работы вечером дома расслабиться хочется. Что это преступление – дома пивка попить и футбол посмотреть?

– Кто сказал, что это преступление? Нормальное желание. Просто не срослось у Вас с Вероникой, и все. Других слов и причин нет. Поехали в полицию, а то поздно будет.

В полиции Максим сразу опознал среди десятка Уткиных кикимору. Роман внимательно посмотрел фотографию и признал, что тетка действительно вылитая кикимора.

28

Папки, хранящиеся в сейфе, оказались просто кладезем информации. С большим интересом Максим читал о перипетиях жизни окружающих его близких людей, они были совершенно неинтересны ему в детстве, не то, что сейчас. Никита Константинович не одобрял женитьбу брата на матери Вероники. Ирина казалась ему вертихвосткой. Не надо было быть провидцем, чтобы понять, что она совершенно не любила Петра Константиновича, а нацелилась единственно на материальный достаток, который мог ей обеспечить Потапов. Однако аргументы Степаниды, с помощью которых она пыталась переубедить Никиту Константиновича, показались ему весомыми. Степка считала, что на Ирину с ее запросами надо наплевать. Петя не обеднеет, если купит дуре шубу. Зато он избавится от назойливого ухаживания домработницы Лиды, которая возомнила, что может выйти за него замуж, а главное – Петя приобретет дочь, которая станет его опорой на старости лет. Вероника – девочка неизбалованная, обделенная любовью матери, поэтому мягкий, заботливый Петя станет для нее светом в окне. Никита Константинович, судя по записям, кикимору недолюбливал, и от перспективы породниться с ней пришел в ужас. Дальше в дневнике шли сетования по поводу того, что им с Тонечкой Бог детей не дал.

«Если Петя удочерит Веронику, – писал Никита Константинович, – то это будет первая девочка, появившаяся в роду Потаповых за последние сто двадцать лет. На свадьбе я еще раз увидел Максима. Как же Петя может быть так слеп? Максим точно наш, потаповский. Тоня считает, что все должно идти так, как идет, считает, что не надо травмировать психику Максима. Открывать глаза Пете Тоня запретила. Я послушался, но сомнения, что я сделал ошибку, не проходят.

Попытался в разговоре с Петей осторожно затронуть тему американских родственников. Для Вероники и Максима, когда мы с Петей уйдем из жизни, они могли бы стать хорошим фундаментом и обеспечить безбедную жизнь. Петя, как всегда, разнервничался и категорически отказался даже разговаривать на эту тему. Конечно, он трудится на оборонном предприятии, связь с заграницей для него исключена, это понятно, но войти в контакт с родственниками мог бы я. У меня профессия далека от государственных тайн, самая, как говорится, мирная. Неужели Пете не интересно, как сложилась жизнь у Потаповых там, далеко от России? К тому же материальный вопрос в нашей жизни тоже не последний. По поводу поиска драгоценностей нашей бабки Петя даже слушать меня не захотел. Догадался ведь, сукин сын, где они, а поделиться со мной не хочет. Мы малость разругались, и я уехал».