Почти каменный (СИ)

— Какой от тебя толк? — простонала Гудула, отмахнувшись. — Шить не умеешь. Даже не стараешься делать аккуратно. Портишь материю да нитки. Мне приходится за тебя всю работy переделывать. Выходи замуж за сироту, вот тебе мой совет. Иначе свекровь тебя со свету сживёт своими придирками. Всё, иди отсюда.

«Ты мне нравилась больше когда рычала на меня из Крысиной Норы», — готова была сказать Эсмеральда.

— Слушаюсь, матушка, — сказала она вслух. — Как тебе угодно. Хочешь, чтобы я сходила на рынок?

— Зачем? У нас денег нет. Благодаря твоим ленивым корявым рукам, я потеряла очередного заказчика.

Нахождение под одной крышей с матерью становилось всё более невыносимым для Эсмеральды, и потому её не пришлось просить дважды. Набросив шейную косынку, она вышла на улицу насладиться сентябрьским утром. Листья только начали желтеть, а в воздухе стоял аромат осенних яблок.

Какое-то время она стояла на крыльце, нагретым солнцем, не зная толком, куда ей идти и с кем. За два года в Реймсе она так и не подружилась ни с кем из сверстников. Впитав обычаи цыганской молодёжи, она плохо представляла о чём говорили обычные французские девушки и парни. Каждый раз, когда она проходила мимо кучки молоденьких торговок на рынке, они вдруг переходили на шёпот. Насмешки и косые взгляды не пугали её после того, что ей пришлось пережить в Париже. Эсмеральда всё ещё пыталась принять мысль о том, что Реймс приходился ей родиной, а взбалмошная, непредсказуемая женщина — матерью.

Расположившись не берегу реки Вель, она принялась плести гирлянду из опавших листьев, под сонное журчание воды и крик птиц.

Чьи-то крепкие руки обвились вокруг неё. Острый подбородок упёрся ей в плечо. Не успела она испугаться, как знакомый голос шепнул:

— Я вас давно ищу. Какая удача.

Эсмеральда узнала юного органиста из Парижа.

— Не сопротивляйтесь, — продолжал он. — Если Вас увидят со мной, то обязательно донесут Вашей матушке. Она обрадуется и оставит Вас в покое на какое-то время. Решит, что у Вас завёлся ухажёр.

— Боже упаси, — горестно усмехнулась девушка, бросив недоплетенную гирлянду в реку. — A Вам всё известно про мою жизнь.

— Навести справки было не трудно. Я знаком с кюре из Сен-Реми. Он поведал, что Вашей матушке Господь послал позднее счастье, и Вам мало места в доме. — Даниэль помог девушке подняться на ноги и повёл её вдоль реки, всё ещё обнимая её за талию. — Мне также известно, что сын глашатая сватался к Вам, а Вы ему отказали, чем прогневили свою матушку. Прошу Вас, не обижайтесь на старуху. По возможности отдалитесь от неё. Взрослые дети должны враждовать с родителями. Это закон природы. Так говорит мой учитель. Почему, Вы думаете, мой родной отец души во мне не чает? Потому что видит меня два раза в год. Все мои подростковые выходки выпали на долю монсеньора Демулена. Как только мы друг друга не поубивали? Или он прикажет сжечь меня на костре, или я сброшу его с крыши собора. В любом случае, добром это не кончится.

Откинув голову назад, Даниэль рассмеялся и ещё крепче прижал к себе девушку. Эсмеральда не сопротивлялась. В его объятиях она не чувствовала угрозы. Она знала, что он отпустит её при первой попытке высвободиться.

— Куда мы идём? — спросила она.

— В гости к архиепископу. Я наконец дописал мессу, которую он заказал. Я хочу, чтобы Вы её услышали первой.

— За что мне такая честь? — изумилась девушка. — Почему Ваш выбор пал не меня?

— Хотя бы потому, что реймсские прачки не оценят мой труд.

— Реймсские прачки… А я — горе-златошвейка. Всё равно, мне очень лестно, господин Дюфорт.

Когда они дошли до собора, Даниэль провёл её вверх на балкон, походивший по форме на ласточкино гнездо, на котором располагался орган.

— Подождите здесь, — сказал юноша с заговорщицкой улыбкой. — Я вернусь через несколько минут.

— Я никуда не спешу, — ответила Эсмеральда.

Узкая дверца захлопнулась за ним. Лёгкие ритмичные шаги органиста затихли. Несколько минут Эсмеральда стояла, облокотившись на перила балкона, устремив взор на алтарь. Вдруг ей стало стыдно за свой убогий наряд. Но ведь она не знала, покидая дом в то утро, что ей была уготована встреча с Пьером де Лавалем, одним из самых влиятельных духовных лиц во Франции.

Как и Луи де Бомону, архиепископу Реймсскому были свойственны приступы экстравагантной щедрости, которую он изливал на хорошеньких женщин, как монашек, так и мирянок. Он был на несколько лет старше Луи, знатней, красивей и могущественней. Если бы им приглянулась одна женщина, у Луи не было бы шансов выйти победителем. Внебрачные сыновья Пьера были распиханы по монастырям, соборам и королевским дворам Европы. Его первенец, Даниэль, рождённый от связи с дочерью советника и воспитанный монсеньором Демуленом, наслаждался относительной свободой передвижения. Ему разрешалось покидать парижский собор и ездить в Реймс без сопровождения учителя. Отец и сын иногда выезжали вместе на охоту. Остальным своим детям архиепископ не уделял столько личного внимания.