Почти касаясь

– Да. Ко мне заходили… друзья – я же могла их так называть?

– Полагаю, они сидели на твоей мебели. – Она замолчала на мгновение. – Они оставались на ночь?

– Нет! – Вот только лицо мое предательски покраснело, когда я подумала об Эрике в моей комнате. В моей постели. Я пыталась собраться с мыслями. – То есть, конечно, они сидели на мебели. И – нет, не ночевали.

Она кивнула.

– Я хочу понять, может, был какой-то непрямой контакт. С людей постоянно падают чешуйки кожи, и хотя в прошлом это не было для тебя проблемой – твоя аллергия появлялась только при непосредственном контакте с кожей, – я подумала, может, годы отшельничества привели к тому, что твоя кожа стала чувствительнее, и теперь реагирует даже на чешуйки. Подумай, что так касалось твоего тела? Ты не спишь на простынях, на которых кто-то другой спал. Может, ты носила чью-то одежду или что-то такое?

На этом вопросе мое сердце ушло в пятки. Толстовка Эрика.

– Я носила кофту. Которая мне не принадлежит.

– Хм. – Она постучала по губам ручкой. – Такое возможно. Особенно если человек сначала ее носил, а потом отдал тебе.

Я подумала о том, как она пахнет – не средствами для стирки, а чем-то древесным, как и он, и когда она произнесла это, я была уверена, что она права.

– Когда ты надевала ее в последний раз?

– Эм… Прошлой ночью.

– Но сыпь появилась раньше, верно? – Она заглянула в записи. – Неделю назад?

Румянец залил мои щеки.

– Я вроде как ее каждую ночь надевала. Но у меня никогда не было такой реакции на одежду других людей, простыни. – Я подумала о своих детских бунтах, когда я забиралась в еще теплую постель матери и переодевалась в ее одежду.

Доктор Чен кивает.

– Аллергии могут быть такими вот странными. У меня был пациент, который всю жизнь ел креветки, а потом вдруг, когда ему было двадцать шесть, он чуть не умер, поедая морепродукты. Это загадка. Это, конечно, крайность, но ты понимаешь, что я имею в виду. Аллергии и то, что их вызывает, могут меняться безо всяких причин. – Она отложила записи на стол. – А по поводу этого – тебе больше не стоит брать у кого-то вещи, если они не чистые. Постирай ту толстовку!

Я думала об этом, но эта мысль меня печалила.

Доктор Чен терла руки под горячей водой и надевала резиновые перчатки.

– А теперь давай проведем тщательный осмотр, выпишем тебе достаточную дозировку гидрокортизона и эпипенов. А потом тебя отпустим. Хорошо?

После осмотра я оделась и сидела в кабинете в ожидании доктора. Я пыталась вспомнить свой приезд сюда двенадцать лет назад, мама сидела рядом на пластиковом стуле. Я была уверена, что на ней было что-то с глубоким вырезом, вызывающее, но что именно, я не помнила. И тут я поняла, что не могу представить ее. Я помню ее голос, а вот лицо какое-то нечеткое.

Доктор Чен зашла и села по ту сторону стола.

– Итак, Джубили. Я не хочу вызывать лишнее волнение, но меня действительно беспокоит, что ты стала реагировать даже на непрямой контакт.

Я молча смотрела на нее.

– Тебе нужно быть невероятно осторожной, пока мы с этим не разберемся. Это значит, вообще никаких прикосновений. Я знаю, что ты понимаешь, но я не могу не обращать на это особое внимание. Мы понятия не имеем, как отреагирует твое тело.

– Хорошо, – ответила я, но последнее, что услышала, это «пока мы с этим не разберемся». И я уже знала, что сейчас она спросит, можно ли меня изучать. Сделать меня одним из ее исследований. И еще я знала, что сейчас я уйду. Опять.

– Не знаю, читала ли ты мои научные статьи…

Я покачала головой.

Началось.

– Я проводила клинические исследования китайских травяных лекарств в течение последних пяти лет. Ими лечат серьезные пищевые аллергии. Мы добились того, что шестьдесят процентов больных излечились.

Я знала, что это должно было меня впечатлить. Аллергия считается сложной болезнью в медицинском сообществе. В плане эволюции она бессмысленна, особенно моя. Почему мое тело борется с тем, что является его единственным шансом на продолжение рода? И никто не знал, откуда она берется. Окружающая среда? Наследственность? Когда причины появления проблемы неизвестны, найти решение практически невозможно. Но мое лицо ничего не выражало, потому что я не знала, к чему она клонит.

Она продолжила:

– Я не думаю, что ты будешь хорошим кандидатом. По крайней мере, не сейчас. Твоя аллергия такая… редкая. Я понятия не имею, сработает ли это так же, как с пищевыми аллергиями.

Я кивнула.

– Ты когда-нибудь слышала об иммунотерапии?

Я покачала головой.

Она сложила руки перед собой.

– Это общепринятое лечение для тех, у кого аллергия на укусы пчел, или если она проявляется как насморк. Пациентам вводят небольшое количество аллергена, в теории организм привыкает к ним за какое-то время, чтобы снизить реакцию иммунной системы на аллерген. Это часто приводит к облегчению симптомов аллергии на долгое время уже после того, как лечение прекращено.

– Это вроде лекарства?

– Я бы так это не называла. Это скорее система контроля – способ управлять аллергией, снизить чувствительность настолько, что человек может иметь дело с тем, на что у него аллергия.