Почти книга для почти людей

Секретность для карт была высокой категории. Карты сначала делали в истинных координатах, а потом вводили условные, с которыми уже они и попадали к конечному потребителю. А руководители соответствующих организаций получали ключ сдвижки, чтобы иметь правильные координаты.

Главного инженера их предприятия где-то в 70-х усадили на 7 лет в тюрьму, за то, что, выехав куда-то с экспедицией в безлюдной местности в Сибири, он потерял по пьянке в тайге папку с картами с реальными координатами тех мест, где только мишки да другое зверье бродили.

Вообще, вопросы секретности тогда решались довольно странно, если не сказать больше. Мой приятель, проезжая через железнодорожный мост от Ростова, построенный еще до первой мировой войны с участием иностранцев, сфотографировал вид на Дон из окна. В Батайске в вагон зашли два бравых хлопца, отыскали приятеля, хотя не было вспышки при съемке, а у окон торчал почти весь поезд, изъяли пленку, засветили и проверили, нет ли открытых коробочек с пленкой. Дальше сделали ему внушение о запрете съемок стратегических объектов и удалились, довольные собой.

Другую историю мне рассказал другой приятель, работавший на большом ящике. Хотя инженеры и работяги и знали примерно, что производит их ящик, но не слишком много. Однажды пришел в библиотеку американский журнал с фоткой, где со спутника был заснят этот ящик и расставлены стрелки, где какой цех и что производит. Пару дней народ порассматривал эту фотку, а потом первый отдел журнал изъял и поставил на нем гриф секретности: проворонили первачи сразу.

Ладно, вернемся к картам, допускам и посадкам. Нормативы последних изучались не только в инженерных вузах, хоть и по другим учебникам, однако.

О секретности сестра тоже рассказывала забавные вещи. Например, когда поступали данные аэрофотосъемки, то доблестные компептенчики первым делом брали аэропленки и начинали тщательно соскребать и замазывать все места, где находилось что-либо секретное. Иногда это был какой-либо куст или избушка, о которых никто и не подумал чего дурного, если бы не было замазано. А тут любознательные ребята-инженеры не ленились проехаться к этому кусту, после чего сообщали: «Даааа, никогда бы не подумал, что там может быть въезд в какую-то подземную хреновину. Может, даже штаб армии.»

* * *

Всё в том же институте. Местные власти заказали институту сделать круговую фотопанораму города к очередному летию. Город и окрестности сфотографировали с самолета, все секретные и полусекретные объекты с панорамы удалили. Фотографии прошли через ОТК, первый отдел, представители горкома также одобрили содеянное. И поместили панораму на площади перед горсоветом. Когда панорама простояла пару дней, обнаружился нездоровый ажиотаж около одной из ее частей. А после перерыва в отдел к сестре ввалился сотрудник, который еле держался на ногах от смеха: «Представляете? Представляете?» И больше ничего минуты три из него невозможно было извлечь, что же представлять. Оказывается, неизвестный труженик села на прилегающих к городу полях не поленился выпахать трактором три громадные буквы, метров по 800 каждая. Вполне сопоставимые по значимости с фигурами Наска. Чтобы их увидеть, надо было отойти от соответствующих фоток метров на пять. Больше всего граждан радовало, что всезапрещающий первый отдел расписался в полной благопристойности панорамы.

* * *

Еще вспомнил на близкую тему. Мне говорили, что в советское время в городах киносъемку можно было без разрешения производить только до высоты второго этажа. А если группа хотела снять документалку с высоты повыше, то надо было его получить. Интересно, это правда? А если правда, то на фига? Чтобы с высоты третьего этажа не шарахнули бы из фотокамеры — пулемета в проезжающего секретаря райкома?

Блюдо под названием «Как отец перестройки не стал отцом одного громкого скандала»

Стал Михаил Сергеевич стал секретарем по сельскому хозяйству. Должность эта была всегда завальная — вечно были трудности с погодой, что-то вымерзало, чего-то не хватало. Отличиться было здесь трудно. А хотелось. Посему Михаил Сергеевич задумал ход конем: пусть не могу я ничего сделать с самим сельским хозяйством, но зато могу…

Что могли и могут все господа начальники, особенно, которые не могут делать ничего позитивного, кроме как болтать, — известно: указывать пальцем на отдельные конкретные недостатки и громко при этом возмущаться. А если это приводит к громкому уголовному процессу — то вот тебе и слава в веках и ступенька наверх.