Почти по Хармсу

Он и правда не понимал, почему падение СС ему подозрительно. Старухе сто лет в обед, давление небось зашкаливало… Мыла окно, голова закружилась, и привет. Отчего же ему злой умысел мерещится? Не иначе совесть покоя не дает, ведь получаса не прошло, как Глеб Палыч в мечтах сладострастно сжимал старухино горло. А уж если СС довела до таких мечтаний его, то как же она должна была достать соседей, на которых писала кляузы!

На этот раз Баранников, обратившийся в одно большое чуткое ухо, даже не заметил, как добрался до четвертого этажа. Позвонил в двадцать девятую, бросил с порога:

– Вы не слышали, после моего ухода сверху никто не спускался? Там женщина из окна выпала. Можно я от вас позвоню? – и, не дожидаясь ответа, отодвинул остолбеневшую девушку в сторону. Вломился в комнату, споткнулся, неловко схватился за дверцу шкафа, но на ногах все равно не удержался.

– Вам нехорошо? – тревожно спросила Нина.

– Нет-нет, все в порядке, – заверил Палыч, убедившийся, что ни в шкафу, ни под диваном не прячется чудесным образом объявившийся новобрачный. – Хотя… водички можно попросить?

И опять-таки без разрешения потопал за хозяйкой на кухню, мимоходом заглянув в ванную и в туалет. Выпил залпом кружку воды, поблагодарил и устремился к выходу.

– А позвонить? – крикнула ему в спину остолбеневшая хозяйка.

Баранников только рукой махнул. Он мчался наверх, на пятый этаж. Вход в квартиру старухи Сидоровой преграждала хлипкая двустворчатая дверь, вышибить которую не составило бы труда. Но Глеб Палыч оставил это удовольствие коллегам, а сам лишь приник глазом к внушительной скважине древнего замка. Ключ был на месте – с внутренней стороны.

"Ты перегрелся, – строго сказал себе Баранников. – СС вывалилась из окна совершенно самостоятельно. Типичный несчастный случай".

Но внушение не подействовало.

Баранников позвонил в дверь тридцать пятой квартиры. Здесь жила семья Малаховых, которой Глеб Палыч очень сочувствовал. Муж и жена, обоим чуть за шестьдесят, и мать мужа, последние десять лет пребывавшая в глубоком маразме. Больная на всю голову, во всем остальном бабка отличалась отменным здоровьем. И исключительной вредностью. Днем и ночью старшая Малахова орала дурным голосом, обвиняя домочадцев в намерении сжить ее со свету, уморить голодом, обокрасть, покалечить и выгнать на улицу. Старуха Сидорова исправно писала на Малаховых анонимки, сообщая животрепещущие подробности издевательств над больной женщиной. Если верить пасквилям СС, старшую Малахову регулярно обваривали крутым кипятком, в мороз привязывали нагишом к кровати и открывали окна, сутками держали без еды и воды, травили тухлыми продуктами и смертельными дозами медикаментов. Младшая Малахова – тихая, кроткая женщина, выглядевшая почти ровесницей свекрови, – сильно страдала от несправедливых обвинений. У Баранникова сердце разрывалось от жалости всякий раз, когда, являясь с очередной проверкой, он выслушивал печальную повесть Анны Григорьевны о силах, подорванных уходом за свекровью, и отпаивал несчастную валокордином. Ему очень не хотелось снова нарушать ее покой, но окна малаховской квартиры тоже выходили во двор. Женщина могла наблюдать трудовой подвиг ненавистной старухи Сидоровой.

– Анна Григорьевна, вы только не волнуйтесь. Я по поводу вашей соседки. С Октябриной Егоровной произошел несчастный случай. Мыла окно и упала. Вы ничего не видали?

– Нет… Я кормила Ольгу Ивановну, – растерянно сказала Малахова, кивнув на пустую суповую тарелку, которую поставила на тумбочку, когда вышла на звонок.

– Врешь, Нюрка!!! – раздался пронзительный старческий голос. Дверь за спиной Анны Григорьевны затряслась от ударов. – Ты меня уже два дня не кормишь, взаперти держишь!

– Как вам не стыдно, мама! – Мучительно покраснев, Малахова схватила Глеба Палыча за руку. – Прошу вас, пойдемте, убедитесь сами!

Баранников не стал упираться и прошел вслед за Анной Григорьевной. Ее свекровь, совершив немыслимый скачок через полкомнаты, схватила с тарелки здоровенную котлету и торопливо запихнула ее в рот, после чего выразительно уставилась на сиротливо одинокое картофельное пюре. Смотрите, мол, сами, разве это можно назвать едой?

– Все ясно, – сказал Баранников, бросив быстрый взгляд на опущенные занавески. – Не подавитесь, Ольга Ивановна. И… не мойте окон в дождь, – добавил он, уже выходя и покосившись на Анну Григорьевну.

Окна соседней, тридцать четвертой квартиры выходили на улицу. Ее обитателям – студенческой семье Капраловых, полгода назад ставших счастливыми родителями двойни, – тоже изрядно досталось от Сидоровой. Всякий раз, когда к студентам приходили гости, в милиции раздавался анонимный звонок, и некто извещал дежурного, что в наркопритоне по адресу Успенский переулок, дом двенадцать, квартира тридцать четыре началась очередная оргия. Правда, с рождением близнецов звонки как-то прекратились – вероятно, молодым родителям стало не до гостей.