И последняя деталь. Когда я нажал на твоем телефоне на кнопку, которая вызывает последний набранный номер, ты напряглась, даже чуть трубку у меня не выхватила. Я нажал на повтор, не сообразив, что не ты звонила подруге, а она тебе и, стало быть, последний номер может быть каким угодно. Если бы не твоя реакция, я, скорее всего, и не задумался бы, почему в памяти твоего телефона последним записался номер Тани Петуховой, хотя звонила она. А если и задумался бы, то не придал бы этому значения. Ну, звонила ты ей вечером или утром – почему бы и нет, если вы подруги? Но твой испуг навел меня на размышления. А что, если, поговорив немного с Таней, ты пообещала через минутку ей перезвонить, сказав, допустим, что тебе нужно в туалет? Много ли времени требуется, чтобы дойти до соседкиной двери, повернуть ключ в замке, пройти на кухню, толкнуть туговатую на ухо старуху в спину, запереть дверь и подтянуть с той стороны ключ – например, пинцетом? При желании вполне можно уложиться в минуту или две. И вот тут все у меня сложилось. Кроме мотива. Так за что ты ее?
Ксюша прикусила губу и завела глаза к потолку. Соврет, понял Баранников. И тут дверь квартиры дернулась от сквозняка, а мгновение спустя хлопнула нижняя, подъездная. Парадное сразу наполнилось звуками.
– Знаете что, Глеб Палыч? Не стану я вам ни в чем сознаваться. Сами догадайтесь, раз вы такой умный.
Баранников кивнул, развернулся и молча вышел из квартиры. По лестнице топали башмаки поднимающихся коллег.
Ксюша аккуратно закрыла за участковым дверь, накинула цепочку и перевела дух. "Уф, пронесло! Кажется, старая сволочь не успела заложить нас с Олежкой, и мама ничего не узнает. Да, но зачем тогда ГэБэ приходил в двадцать девятую?.."
Так Баранников никогда и не узнал, что один раз в жизни старуха Сидорова написала чистую правду.