Почти полночь

Хромой держал часы на ладони. Обрубок смотрел на них издалека, не решаясь приблизиться. Ему казалось, что эта золотая вещица теперь окружена каким-то сказочным сиянием. Ведь она могла спасти их друга. Обрубок чувствовал себя жалким трусом. Он не смог защитить Соплю. Смеет ли он после этого иметь дело с магическим предметом? А вдруг всё волшебство просто испарится от прикосновения такого отвратительного, проклятого существа, как он?

– Я не могу сказать. И не хочу врать тебе не пойми что. Я сам пока не очень понимаю, как это работает. Но единственный способ узнать – это попробовать. Разве нет? И потом, мы не можем медлить! Ты хочешь спасти Соплю или как?

– Да, разумеется!

Обрубок мрачно взглянул на товарища. Секунду-другую он еще колебался. Потом сдался на милость Хромого. Нет, правда, у них не было выбора. Они непременно должны попытаться. Да и сам он больше всего на свете жаждал стереть случившееся из реальности. Чем скорее, тем лучше! Дольше нести на себе этот ужас он просто не мог, душа уже надрывалась под его тяжестью… Наконец Обрубок чуть слышно проговорил:

– Д-давайте п-попробуем.

– Обязательно! – немедленно откликнулась Спичка.

– Хорошо. Возьмитесь за руки. Не за плечо. Одежда мешает. Должна быть кожа. Только не спрашивайте почему, не я же это придумал!

Потом Хромой подробно расспросил Обрубка о времени, когда произошло преступление. Ошибиться было бы смертельно опасно. Все это понимали. И вот мальчик с замирающим сердцем перевел стрелки назад и схватил Обрубка за здоровую руку. Тот с видимым облегчением зажмурился. Хромой нажал кнопку.

Золотые стрелки замерли. Солнце, стоявшее уже у них над головами, молниеносно переместилось вниз, к восточному краю горизонта. Вокруг мелькали какие-то тени, словно насмехаясь над их горем. Что-то похожее на слабый разряд тока пробежало по рукам детей, начиная с пальцев Хромого, сжимавших часы, и заканчивая мокрой от волнения ладошкой Плаксы. И вот секундная стрелка дернулась и снова пришла в движение, время возобновило свой нормальный ход.

Обрубок открыл глаза, не зная, чего ждать. Он обнаружил, что по-прежнему стоит на берегу Сены. Но листы железа, закрывавшие вход в их конуру, пригнаны плотно, как до вторжения убийц. Значит, удалось?

Обрубок бросился к лачуге, Спичка с Заикой рванули следом, сгорая от нетерпения найти друга живым и невредимым.

– Эй, стойте! – крикнул им вдогонку Хромой. – Погодите!

Они неохотно притормозили.

– Будьте осторожны. Сопля не должен узнать о том, что случилось. Никогда. В лучшем случае он не поймет. В худшем… даже не знаю. Но чувствую, что это будет плохо, очень плохо!

– Да, правда, – согласилась Спичка. – Это будет слишком… странно для него. Это и для нас… странно.

Она не находила другого, более подходящего или выразительного слова, чтобы описать то, что с ними происходило.

– Ну, договорились?

Они кивнули. Все, кроме Плаксы, которая так и не поняла, куда пропал Сопля. Затем ребята медленно и осторожно, стараясь не шуметь, начали пробираться в их грязную лачугу. Они были настороже и чутко ловили каждый звук. Внутри, даже больше, чем плесенью, пахло крепким и умиротворяющим ароматом сонных тел. Ведь по хронологии этого жуткого дня все они совсем недавно покинули свои нагретые за ночь лежанки. Обрубка – того, что остался с Соплей, когда они ушли к часовщику, – нигде не было. Значит, догадка мальчика не подтвердилась. Тот, кто пользовался часами, переносился во времени целиком и полностью, не разделяясь. И сейчас он был только тут, в окружении своих товарищей, и больше нигде на свете. То есть того перепуганного плачущего подростка, что прятался в канализации, слушая, как убивают его друга, больше не существовало.

А вот Сопля был на месте. Спал себе преспокойно на своей подстилке и ничегошеньки не знал. Разбудила его Спичка, которая, не выдержав, крепко сжала мальчика в объятиях. Тот подскочил, ничего соображая спросонья.

– Эй, ты что?!

– Ничего. Ничего. Я просто ужасно счастлива тебя видеть!

– Я всегда знал! Ты тайно влюблена в меня!

– Я т-так рад, что т-ты т-тут, – вмешался Заика.

– Ну, разумеется, я же спал, – недовольно пробурчал Сопля, нашаривая очки. – Где еще, по-вашему, я мог находиться, черт возьми?

Вчера он уснул обиженный своей неудачей с часами, а теперь его внезапно выдернули из сна. Так что мальчик пребывал в весьма мрачном настроении.

Обрубок ничего не говорил. Он стоял позади всех. И просто молча смотрел на Соплю. Живого и невредимого. Главаря слегка потряхивало, а глаза блестели от слез, выдавая ту бурю, что бушевала внутри. Ум заходил за разум. Соплю убили, и он ничего не смог сделать. Сопля жив. А он по-прежнему не знает, что делать.

Все радостно толпились вокруг шмыгающего носом насмешника, недоумевавшего, чем вызван этот приступ всеобщей любви. И тут Обрубок уловил подозрительный шум снаружи. Он уже слышал эти звуки несколько часов назад. Кровь остановилась у него в жилах. Они.

– Быстро! Заика, помоги!