Липковичи оказались не первыми прибывшими, но и далеко не последними. И потому пытка смотринами оказалась быстрой и нестрашной. Герман успел заметить Юльку, резко отвернувшуюся, едва они с Дашей появились среди тяжелых портьер входа. И Эгембердиева, почти прижавшегося губами к ее уху.
К счастью, великий и ужасный восседал с противоположного от милой парочки конца богато украшенного стола, и Герман провел Дашу прямиком к нему.
- Добрый вечер, Иван Александрович!
- Ну-ну! – хмыкнул великий и ужасный и воззрился на девушку. – Особо заинтересованные тут ставки делали, приведешь ты ее или нет.
Его прозвали великим и ужасным в том числе за прямоту, граничившую с хамством.
- Знакомь! – добавил он после непродолжительного молчания.
- Даша, - ответил Герман и повернулся к жене. – А это Иван Александрович. Наш великий и ужасный.
- Наслышана, - сказала с улыбкой Даша.
- Специальность? – поинтересовалось начальство.
- Почти ветеринар.
- Почему почти?
- Надеюсь продолжить образование в НУБИП.
- Будете почти коллегой.
- Надеюсь.
- Животных любите? – продолжался допрос.
- Временами больше, чем людей.
- Солидарен. Вы знаете, что он отфутболил предложение уехать в Цюрих?
- Нет.
- Теперь знаете. Гера, - резко переключился великий и ужасный на подчиненного, - в конце дня пришли анализы Ивановой. Мне не понравились. Посмотришь после выходных?
- Посмотрю. Мы пойдем? – усмехнулся Герман.
- Свободны! – махнул рукой Иван Александрович. – В отличие от меня. Мне еще речь толкать.
С этими словами он потянулся к рюмке.
Едва они отошли от начальства на безопасное расстояние, Даша осторожно спросила:
- И что это было?
- Ритуал посвящения, - ответил Гера, отодвигая для нее стул. – Любит страху напустить.
- Аааа… - Даша села и стала оглядываться по сторонам, рассматривая приглашенных. И безотчетно пыталась найти Юлию. Имея в памяти один фотоснимок, она рисковала не угадать. А спрашивать Германа было как-то неловко. Вместо этого, чтобы не молчать, а выглядеть оживленной – все же жена на выгуле в свет – спросила: - А что с Цюрихом?
- Да ничего. Отказался я.
- Не жалеешь? – наблюдая, как великий и ужасный встает из-за стола и направляется к сцене, бросила она.
- Нет, - Герман посмотрел в другую сторону, на Юльку. Теперь уже она что-то нашептывала Руслану.
- Значит, все правильно, - улыбнулась Даша, проследив за его взглядом. Кое-что стало на место. В памяти ярко всплыла Витькина ладонь, шарившая под чужой кофточкой. Мысли ее резко перебил искаженный микрофоном голос великого и ужасного, принявшегося приветствовать сотрудников и поздравлять их с профессиональным праздником. Он что-то говорил о гостях мероприятия, вложивших немалые средства во что-то очень важное, а Даша слушала вполуха, уставившись в свой бокал. Болтал Иван Александрович невыносимо долго. И, видимо, сам кайфовал. Только неизвестно от чего больше: от звука собственного голоса или от мучений сотрудников. Но его перло. Потом на сцену стали подниматься «высокопоставленные» гости. Каждый тоже нес какую-то приличествующую случаю ахинею. Под занавес великий и ужасный выдал фразу, заставившую Дашу слегка проснуться:
- А Валентин Борисович Липкович просил передать свои пламенные поздравления. К сожалению, он присутствовать не смог. Дела державные не пускают.
Даша искоса посмотрела на мужа и решительно подалась к нему, чтобы сказать на ухо:
- Слава богу, День медработника раз в году! Он и на работе такой же?
- Он имеет право быть таким, - пожал Герман плечами. – А когда к нему привыкнешь, то и не замечаешь. Вино будешь?
- Буду.
До них донесся гогот Эгембердиева, приобнявшего Юльку за талию.
- А танцевать?
- Буду.
- Тогда идем, - Герман повел ее к другим гостям, которые уже танцевали под оркестр, выдававший мелодии и ритмы на любой вкус. – Ноги не оттопчу, обещаю.
- Бойся, чтобы я тебе не оттоптала, - нервно улыбнулась Даша.
Танцы – это уже серьезно. Танцы – это как на ладони у всех остальных. Золушкой она себя, естественно, не ощущала, но все же дурацкое волнение имело место быть – любимое место для танцев по-прежнему находилось между мойкой, плитой и холодильником, когда никто не видел. Но она крепко вцепилась в локоть Германа, намереваясь даже виду не подать, что ей непривычно все происходящее, и эти танцы – в частности.
К облегчению обоих, шанса оттоптать друг другу ноги не представилось. Оркестр исполнял исключительно зажигательное – пришлось соответствовать, вспоминая и воплощая в жизнь всё, что умели. К концу второго танца Герман распустил узел галстука.
- Если они сейчас заведут рок-н-ролл, я сдаюсь, - хохотнул он.
Даша, всерьез обдумывавшая перспективу скинуть босоножки, рассмеялась. С непривычки, и правда, оказалось слишком резво. Вопреки опасениям, завели не рок-н-ролл. Но диско в рок-обработке тоже звучало лихо.