Почти понарошку

- Часов в пять. Давай обедать.

Дашин взгляд метнулся к часам. Она снова улыбнулась – будто в пропасть шагнула, кивнула и кинулась на кухню.

Обед был пыткой. Она бесконечно что-то говорила, не давая передышки ни себе, ни ему. Ее природная живость в этот момент почему-то била через край, сшибая с ног. Или это только казалось? Даша никогда не была молчуньей, кроме первых недель их совместной жизни. Правда, и не болтала понапрасну. А сейчас слова лились сплошным потоком. Она рассказывала, как поехала за этой чертовой рыбой на рынок. Как по дороге ей попалась парикмахерская, и она решила, почему бы и нет. И ведь не зря же решила – в новую жизнь с новой прической. Как потом готовила, и ее бесконечно отвлекала Таська, которая с утра подавала на развод, а к обеду интересовалась, нет ли у Германа хорошего гинеколога в числе знакомых, потому что они с Федькой точно намерены планировать ребенка. Как, пока рыба была в духовке, решила, что хочет сходить на какую-то французскую драму, которая, наверное, должна была понравиться Герману. В этом месте она на мгновение смешалась, потому что стало как-то неловко. И тут же добавила, что фильм только начали показывать, и он еще успеет сходить. Быстро перевела разговор на его работу, расспрашивая про проведенную операцию, и энергично кивала, слушая его сдержанные ответы. В своем желании казаться непринужденной Даша превзошла себя.

И чем больше она говорила, тем сдержанней он отвечал. Снежным комом нарастало раздражение. Дашей, Юлькой, собой. Собой особенно. Он понимал, что не хочет тащиться на другой конец города из-за чужого компьютера. И знал, что потащится. Потому что там Юлька, потому что он Юльку любит, и потому что Юлька решила вернуться.

Окончание обеда не освободило Германа от Дашиного участия. Она будто наверстывала упущенное время, пока пряталась от него между «дружбами». Даша появлялась на пороге его комнаты каждые пять минут с советами и пожеланиями. Надеть следовало рубашку в мелкую светло-бежевую полоску, поехать на такси и надушиться Дзенья, которые ей больше всего нравились.

Герман больше не отвечал. Лишь кивал. И, в конце концов, скрылся от нее в душе.

- Даш! – крикнул он перед самым уходом.

Она показалась в коридоре с нарисованной на лице улыбкой и окинула его взглядом. Он был в кроссовках, рваных джинсах и ярком реглане горчичного цвета. По шее закручивались кольцами мокрые отросшие волосы, лицо напротив – гладко выбрито. Дашка улыбнулась еще шире. Ее пушистые завитушки весело подпрыгнули, и она произнесла:

- Так тоже круто! Удачи вам!

- Спасибо! – буркнул Герман, взял с тумбочки ключи от машины и вышел.

А спустя час звонил в дверь квартиры Юлиных родителей, куда она перебралась от него. Откуда он когда-то перевозил ее к себе. И где он не был, кажется, тысячу лет.

* * *

Юлька открыла почти сразу. Будто только и ждала под дверью. Это было совсем на нее не похоже. Она любила заставлять томиться. Наверное, это тоже было в прошлой жизни.

Улыбнулась, поправила и без того идеально лежавшую над ухом прядку. Новая стрижка на длинные волосы – волосок к волоску. Видимо, тоже только сегодня побывала в салоне. В квартире пахло ею. Запах духов и легкий сигаретный, который она унесла от него сюда, которого совсем не осталось в комнате, куда он поселил Дашу.

- Проходи, пунктуальный мой, - зазвенел ее голос, когда она открыла дверь шире. Чтобы он мог лицезреть короткую джинсовую юбку, открывающую ноги, и блузку, завязанную на животе и оставлявшую под узлом тонкую полоску обнаженной кожи. – Лазанью привезли пять минут назад.

- А комп где? – спросил Герман.

Легко ориентируясь в квартире, он прошел в зал, где на столе был приготовлен обещанный Юлей ужин.

- В моей комнате валяется. Признаков жизни не подает. Но я в тебя верю.

- Ты мне льстишь, - усмехнулся Герман.

- Да нет. Я всегда старалась воспринимать тебя объективно. Правда, к сожалению, иногда была слишком самоуверенной в своем восприятии.

- Каждый имеет право на собственное мнение, даже самоуверенное.

Юлька кивнула и указала ему на диванчик:

- Я многое пересмотрела. Два месяца – приличный срок, чтобы прийти в себя.

- И как оно? – поинтересовался Герман, усаживаясь.

- Если ты хочешь, чтобы я посыпала голову пеплом и молила о прощении, то этого не будет, - рассмеялась она. – Да, я жалею о том, что тебя бросила. Я тебе сделала больно. Но дело в том, что больно я сделала и себе. Это как по-живому отдирать, Гера. Я переусердствовала. Наверное, ждала от тебя чего-то, что заставит вернуться, а ты – женился. Но это не значит, что я не хочу вернуться.

- И чего ты ждешь от меня теперь?

- Тебя, - прошептала Юлька и села возле него, совсем близко. – Потому что я ни за что не поверю, что ты разлюбил меня, потому что я знаю, что того, что между нами было, нельзя забыть. Мы – это было по-настоящему. Все остальное в эти месяцы – только с оглядкой друг на друга.