Все кончилось хорошо. Пожар быстро погасили. В газетах об этом не писали. Зачем людей зря волновать? Зачем
Рукой мастера
Поэт Давид Самойлов писал стихи с самого раннего детства.
Однажды он в семилетнем возрасте предстал перед очами Горького.
Уж не знаю, как это получилось. Возможно, Горький посетил школу, в которой учился будущий замечательный поэт. Ну, или как-то иначе это было. Неважно.
Важно, что маленький мальчик сказал Горькому:
– Я пишу стихи!
– Тогда прочитай, – сказал, окая, великий мэтр.
Давид Самойлов вытащил из кармана листок бумаги и прочитал:
– Танки! Стихотворение.
Всё.
– Хорошо, хорошо, – сказал Горький и взял у него листок. –
Горький любил давать путевку в жизнь разным литературным новичкам. Но он был очень жестким редактором.
В его архиве есть рассказ какого-то безвестного начинающего автора. Короткий. Страничек пять или шесть.
Он весь исчеркан и выправлен. Почти все слова вымараны и сверху написаны новые. Многие слова поменяны местами. Целые фразы переписаны заново. Какой-то абзац перекочевал из середины рассказа в конец, но первая фраза из него ушла в начало. И так много раз. Если посмотреть на рукопись, то решительного карандаша Горького там гораздо больше, чем тусклой авторской машинописи.
То есть, по существу, перед нами новый рассказ М. Горького.
Но в конце он крупными буквами написал: НЕ ПОДОЙДЕТ!
Аромат новизны и удачи
28 января 1936 года в «Правде» была опубликована знаменитая редакционная статья «Сумбур вместо музыки». В которой, если кто забыл, бывший крупный советский композитор Шостакович объявлялся ничтожным формалистом.
Менее чем через два месяца, 20 марта, в «Литературной газете» появляется статья Юрия Олеши «Великое народное искусство». Она стоит длинной цитаты.
«Когда я писал какую-нибудь новую вещь, мне среди прочего было также очень важно, что скажет о моей новой вещи Шостакович, и когда появлялись новые вещи Шостаковича, я всегда восторженно хвалил их.
И вдруг я читаю в газете „Правда“, что опера Шостаковича есть „сумбур вместо музыки“. Это сказала „Правда“. Как же мне быть с моим отношением к Шостаковичу?
Легче всего было бы сказать себе: я не ошибаюсь, – и отвергнуть для самого себя, внутри, мнение „Правды“.
К чему бы это привело? К очень тяжелым психологическим последствиям.
Если я не соглашусь со статьями „Правды“ об искусстве, то я не имею права получать патриотическое удовольствие от восприятия этого аромата новизны, победоносности, удачи, который мне так нравится и который говорит о том, что уже есть большой стиль советской жизни, стиль великой державы. И поэтому я соглашаюсь и говорю, что на этом отрезке, на отрезке искусства, партия, как и во всем, права. И с этих позиций я начинаю думать о музыке Шостаковича.
Я вспоминаю: в некоторых местах она всегда казалась мне какой-то пренебрежительной. К кому пренебрежительной? Ко мне. Это пренебрежительность к „черни“. Я выпрашиваю у Шостаковича мелодию, он ломает ее в угоду неизвестно чему, и это меня принижает».
Итак, Олеша любит Шостаковича и восхищается им, но партия не любит Шостаковича, и Олеша не любит Шостаковича и возмущается его творчеством.
Мы впереди планеты всей. Роман Джорджа Оруэлла со знаменитым
Но погодите! В 1939 году – всего-то через три года – Шостакович стал профессором Ленинградской консерватории. В 1941 году он получает Сталинскую премию. Потом была «Ленинградская симфония». И музыка к фильму «Падение Берлина». И еще много чего нетленного и классического.
Что было делать Юрию Олеше?
Выступить в газете: «Я не любил Шостаковича, но теперь партия назвала его выдающимся композитором, и я не могу упорствовать в своей неприязни к Шостаковичу, потому что это лишит меня патриотического удовольствия от такого произведения большого стиля великой державы, как фильм „Падение Берлина“»?
Или провести остаток жизни за столиком кафе в обнимку с бутылкой коньяка?
Олеше было суждено второе.
Обычно жалуются, что жизнь коротка. Но она бывает чересчур длинной.
Руки выкрутили
Там было сложнее с Олешей.
У этой статьи – подзаголовок: «Речь тов. Олеши».
Представим себе: встреча писателей с читателями во дворце культуры. Ведущий, тов. Фадеев, говорит: «Тут пришла записка: „В «Правде» критикуют Шостаковича, что про это скажут писатели?“ Вот товарищ Олеша ответит. Юрий Карлович, пожалуйста».